Администрация Президента
Республики Южная Осетия

Наглядным примером таких публикаций можно считать появившуюся в газете «Фыдыбаста» («Отчизна», № 1 (88) за апрель с. г.) статью «Осетины и аланы». Особую пикантность статье придает то обстоятельство, что автором ее является к. и. н. Перевалов С., сотрудник Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследовании, имеющий ряд публикаций по сармато-аланской проблематике и вроде бы неплохо в ней разбирающийся.

Свою статью Перевалов С. начинает с заявления о том, что по вопросу существующих мнений об этническом родстве осетин с аланами он не намерен «становиться на чью-либо сторону, доказывать чью-либо правоту или неправоту». Довольно странное заявление, если учесть, что «говорить о проблеме» или, если хотите, взгляд на проблему означает не что иное, как оценка существа проблемы, историографию вопроса, хочет того наш автор или нет, и он, конечно, прекрасно это осознает.

С. Перевалов здесь явно лукавит, ибо об аланско-осетинской контроверзе (проблеме) у него вполне определенное мнение, которое он, однако, предпочитает открыто не декларировать. Мнение это — четкое неприятие генетической связи осетин с аланами, которое он неудачно пытается завуалировать под маской объективности и общими рассуждениями. При этом, что, может быть, самое интересное, отчетливо видно едва скрываемое раздражение то ли по поводу существования самой проблемы, то ли по поводу сторонников этой концепции. Это четко проявляется с первых же абзацев «упомянутой статьи.

На поставленный им же вопрос, а есть ли проблема, С. Перевалов с плохо скрытой иронией отвечает, что «происхождение осетин от аланов доказывается (подч. мной — Ю.Г.) многочисленными исследованиями в области языка, культуры истории тех и других». Уже из этой цитаты ясно видно, что автор явно не считает все эти «многочисленные исследования» по данной проблеме заслуживающими серьезного внимания, поскольку в них только «доказывается» родство осетин с аланами, которого, по смыслу его построений, как не было, так и нет.

Не может удержаться наш автор, чтобы не съязвить и по поводу того, что «аланство» (разрядка его) осетин «утверждено решением Северо-Осетинского парламента, присвоившего в 1994 г. республике второе название — Алания». С. Перевалов ставит под сомнение законность такого акта, поскольку потомками алан, оказывается, сегодня «готовы считать себя и другие кавказские народы: чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы». Публикаций на этот счет действительно появилось немало. Эти претензии, по мнению автора, не так-то легко списать на «дремучее невежество, либо излишнюю политизированность новоявленных соискателей аланского наследства».

Эта пространная выдержка, являющаяся фактически квинтэссенцией статьи, с неизбежностью вызывает ряд вопросов. Прежде всего, хотелось бы спросить Перевалова, каким образом новоявленные соискатели аланского наследства, как он их называет, выразили свои претензии на это самое наследство — путем всенародных референдумов, решением парламентов или каким-либо иным путем? И где, наконец, можно ознакомиться с этими претензиями, если они уже сформулированы? Или, может быть, речь все же идет об исследователях из числа названных народов?!

Сама постановка указанных вопросов наглядно выявляет заведомо провокационный характер формулировки С. Перевалова о претендентах на аланское наследство. Автор, конечно, прекрасно осведомлен о том, что указанные им претензии содержатся, прежде всего, в работах отдельных исследователей, причем их точки зрения по разбираемому вопросу отнюдь не определяются их национальной принадлежностью, во всяком случае — не всех. Тем не менее, стремясь к явной политизации проблемы, от которой он на словах вроде открещивается, если судить по краткому введению к статье, Перевалов заведомо переводит споры между исследователями в надуманный им спор между народами. С чего бы это?

Между тем проблема реального содержания этнонима «аланы» в алановедении отнюдь не является новой и периодически поднималась отдельными исследователями. «Претензии», о которых говорит С. Перевалов, суммарно попытался доказать В. А. Кузнецов еще в начале своей научной деятельности. В работе «аланские племена Северного Кавказа» (М. , 1962г.) В. А. Кузнецов искусственно разделил аланскую культуру Северного Кавказа на три локальных варианта с различным этническим содержанием. Согласно его интерпретации, имя «алан», как этноним, покрывало собой чуть ли не все народы Северного Кавказа, начиная от Дагестана до Западных отрогов Главного Кавказского хребта.

Эта трактовка В. А. Кузнецова находилась в полном противоречии с данными письменных источников — античных, византийских, армянских, грузинских, арабских, древнерусских и, естественно, не могла найти подтверждения и на археологическом материале. Подробный анализ аргументов В. А. Кузнецова был дан в работе автора этих строк «Аланы и вопросы этногенеза осетин» (Тб., 1967) и в ряде отдельных статей. В. А.

Кузнецов на эту критику не ответил. Не стану утверждать, что он принял мою точку зрения.

Правда, в последующих работах он «изменил» расположение выделенных им локальных вариантов, хотя никаких археологических открытий за этот период не произошло, а письменные источники остались теми же, которыми оперировали в этом споре. Именно поэтому новая схема деления аланской культуры Северного Кавказа, нашедшая отражение в его статье «Аланская культура Центрального Кавказа и ее локальные варианты в 5-13 вв.» (М. АДИСО, т. II-й 1975, с. 21-34) была столь умозрительной и искусственной, сколь и предыдущая. Она находилась в полном противоречии с данными письменных источников и, тем более, не могла быть подкреплена археологическим материалом, который служил скорее фоном этого деления, чем его реальным доказательством.

Кроме того, В. А. Кузнецов постепенно подменил понятие реального содержания этнонима «аланы» понятием содержания уже политонима «аланы». Следует, однако, отметить, что против полиэтничности имени «алан» как политического термина никто, собственно, никогда не возражал, поскольку в состав исторической Алании, особенно в эпоху его расцвета в Х-ХП вв., естественно, могли входить и входили наряду с собственно аланами и другие кавказские народы. Поэтому такая трактовка политонима «аланы» В. А. Кузнецова была по существу борьбой с ветряными мельницами, долженствующая завуалировать его прежнюю ошибочную трактовку этнонима «аланы».

С. Перевалов, надо полагать, знаком с этой полемикой и соответствующей литературой. Но коль скоро он считает, что выше отмеченные претензии на «аланское наследство» нельзя списать ни на дремучее наследство, ни на излишнюю политизированность этих соискателей, то из этого следует, что наш автор располагает определенными данными и аргументами в пользу правомерности претензий указанных соискателей, скажем, хотя бы частично. Естественно, возникает вопрос, почему же в таком случае не сказать об этом прямо и недвусмысленно и не привести соответствующие аргументы?!

Ответ здесь, на мой взгляд, заключается в том, что таких аргументов у С. Перевалова нет или почти нет. Это, с одной стороны, с другой, это слегка завуалированное стремление автора подбросить в огонь полемики заведомо гнилую идею, а там пусть с ней разбираются претенденты на это самое «наследство». То, что все это имеет мало общего с наукой, С. Перевалова, как видно, не очень смущает. В таком духе он продолжает и дальше «говорить о проблеме».

Касаясь возникновения теории аланского происхождения осетин, С. Перевалов пишет: «О том, что осетины являются потомками древних аланов, им сказали ученые 19 века Ю. Клапрот, В. Миллер и другие. Это был научный вывод, основанный на соответствующей интерпретации имевшихся на тот момент данных».

Оставляя в стороне явно напрашивающийся вопрос о том, как в условиях повсеместного отсутствия в Осетии того времени СМИ названные авторы известили осетин о столь радостном для них событии, отметим, что В. Миллер, при всех его выдающихся заслугах перед осетиноведением, прямого отношения к возникновению концепции скифо-аланского происхождения не имел. Эта концепция возникла задолго до появления в печати трудов русского ученого, и ее родоначальниками были немец Юлиус Клапрот и поляк Ян Потоцкий, члены Российской АН. В своих работах, опубликованных в XIX в. на французском и немецком языках в Санкт-Петербурге, Берлине и Париже, Ян Потоцкий (1802,1829) и Ю. Клапрот (1812-1814,1822) независимо друг от друга выдвинули и обосновали концепцию скифо-аланского происхождения осетин. Именно скифо-аланского, поскольку этническую историю осетин они начинали с периода появления скифов на Кавказе. Но это, так сказать, необходимая историографическая поправка, не имеющая, впрочем, принципиального «Качения.

Более важным нам представляется содержащееся в том же абзаце статьи Перевалова утверждение о том, что вывод о родстве осетин с аланами был основан «на соответствующей интерпретации имевшихся на тот момент данных». Подтекст этого утверждения совершенно очевиден -.появившиеся с момента появления указанной точки зрения факты ставят ее под сомнение. Могу со всей ответственностью заявить, что веете аргументы, которые послужили основанием для постулирования положения о генетической связи осетин с аланами, полностью сохраняют свое значение, никакие новые факты, не говоря уже о наукообразных рассуждениях, не имеющих фактически отношения к существу рассматриваемого вопроса, не могут их опровергнуть. И попытка их опровержения, предпринятая С. Переваловым в разбираемой статье, полностью это подтверждает.

Разбирая эти аргументы, С. Перевалов прежде всего выделяет лингвистический фактор — принадлежность осетинского языка к скифо-сарматской (северо-восточной) группе иранских языков, сохранившиеся памятники аланского языка и аланской письменности, ономастический материал и т.д. Поскольку они получают четкое объяснение из осетинского языка, он не может не признать, что «аланский язык — староосетинский». Значит, аланы все же говорили на осетинском, как говорится, и на том спасибо.

Однако этот более чем очевидный и доказательный вывод явно не устраивает нашего автора и, не будучи в состоянии опровергнуть связи осетинского с аланским, он утверждает, что вопрос генетической связи осетин с аланами решен «не совсем». Почему же? Оказывается, глубокомысленно замечает наш автор, глоттогенез (или происхождение языка) не тождественен этногенезу (или происхождению народа). Правда, при этом он почему-то не добавляет к данному выводу обязательное — «не всегда». Действительно, глоттогенез не всегда тождественен этногенезу, бывают и исключения. Но эти исключения лишь подтверждают общие правила, ибо «генетические классификации языков и народов (этносов) почти полностью совпадают». Этот давно признанный лингвистикой наукой постулат, который он критикует в изложении М. Исаева, не может быть опровергнут ни ссылкой на И. М. Дьяконова, ни другими общими рассуждениями, не имеющими прямого отношения к существу вопроса. Достаточно задаться вопросом, а кто еще кроме осетин говорит по-осетински на территории, которую частично или полностью занимали средневековые аланы, чтобы убедиться лишний раз в надуманности и беспочвенности выдвигаемых С. Переваловым «контраргументов».

Добавим к этому, что памятники аланского языка и аланской письменности — Зеленчукская надпись, аланские фразы Иоанна Деца и тем более Ясский Глоссарий начала 15 в., на основании которых мы можем говорить о преемственности осетинского и аланского, — вообще не были известны к моменту формирования концепции аланского происхождения осетин и, естественно, не могли служить аргументом в пользу этой концепции. Основным здесь являлись сведения письменных источников, касающиеся территории средневековой Осетии. Решающим же является то обстоятельство, что перекрестное сопоставление античных, византийских, арабских, армянских, грузинских и других нарративных источников наглядно показывает, что под названиями алан, овсов (осов), асов и ясов скрывается один и тот же народ.

Не будучи в состоянии опровергнуть этот очевидный факт, С. Перевалов пытается поставить его под сомнение ссылкой на то, что племенные названия «имеют обыкновение с течением времени менять свое значение». Действительно, такое явление прослеживается в источниках, что в каждом отдельном случае требует специального рассмотрения. Однако к рассматриваемому вопросу он имеет весьма отдаленное отношение и не может служить доказательством универсальности этого явления. При этом приводимые Переваловым примеры явно рассчитаны на неосведомленного читателя.

Так, он пишет, что «аланы» Моисея Харенского предстают «агванами» (Кавказскими албанами) у Моисея Каганкатваци. Однако наш автор почему-то умалчивает (то ли по незнанию, то ли сознательно, что представляется более вероятным) о том, что авганами в древнеармянских источниках обозначались как албаны Прикаспия (так называемые кавказские албаны), так и северокавказские аланы. Связано это было в первую очередь с особенностями древнеармянского языка и, прежде всего, с наличием в древнеармянском двух «л» и переходом «л» в «г» и обратно в заимствованных словах. Данному вопросу посвящена довольно обширная литература (Ю. Клапрот, М. Ж. Сэн-Маршен, Р. Блайхштай-нер, К. Патканов, Н. Я. Марр, И. Маркварт, И. Трубецкой, Ю. А. Солодухо, Ю. С. Гаглойти), которую хотя бы частично не мог не знать наш автор. Но если это действительно незнание, а не сознательное игнорирование литературы, то ему нетрудно будет восполнить этот пробел.

Кстати, перебой между знаками «л» и «г» в армянском хорошо виден и по использованной С.Переваловым форме написания фамилии Каганкатваци, которую пишут также как Каланкатваци (Каланкатуйский). Добавим к этому, что русские переводы труда Моисея Калан-катуйского значатся как «История агван» у К. Патканова (СПб., 1861) и «История страны Алуанк» (Ер., 1984). То обстоятельство, что термином «агъуанк» древнеармянских источников обозначались и северокавказские аланы, четко прослеживается как по русскому переводу «Армянской географии» 7в. К. Патканова (1883), так и по французскому А. Сукри (1881). В обоих случаях в оригинале «Армянской географии» значится «агъуанк».

Однако кроме чисто языковых в основе «смешений» имен «алан» и «албан» лежат и другие факторы, возможно, не менее значимые. По сведениям Моисея Хоренского и Моисея Каланкатваци или Дасхуранци, которому, как полагают некоторые авторы, принадлежит этот труд, царь Армении Аршакид Вагаршак (Валаршак) для образования княжества Агванского призвал к себе племена, жившие «на северной стороне горы Кавказ (в данном случае, очевидно, горы Эльбрус — Ю. Г.) и у ее подножия», которые и назвали эту страну «Агъуанк» или «Агуанк», название которой античные авторы переводили как «Албания», возможно, чтобы отделить ее от северокавказской Алании.

Во всяком случае, связь названия «агъуанк» армянских источников с сармато-аланской этнонимикой четко прослеживается и по другим данным этих источников, на которых в данной статье мы сейчас останавливаться не будем за неимением места. Отметим, что прикаспийских агъ-уанов называли также маскутами (армянская форма имени «масса-геты»), которых древнеармянские авторы отождествляют с аланами. Плиний Старший называет их территорию «страной массаге-тов», а грузинские источники называют их аланами-меченосцами (груз, «хишталанни»).

Что касается обозначения аланов и асов Абульфедой «тюрками», то они, вопреки утверждению нашего автора, отнюдь не «оказываются тюрками». Вряд ли он не знает, что термин «тюрки» носил у арабского географа довольно расплывчатый характер, этот термин он распространяет даже на русских, т.е. термин «тюрки» носил у Абульфеды не этнический, а преимущественно территориальный характер. Вопрос этот уже давно дискутировался в литературе, а С. Перевалов пытается преподнести его как чуть ли не новый аргумент, рассчитывая, очевидно, на неосведомленного читателя.

Третий аргумент, который выносится на рассмотрение обсуждаемой статьи и которую ее автор пытается если и не опровергнуть (слишком уж тут все очевидно), то хотя бы поставить под сомнение, это — географический фактор. Автор не отрицает очевидный факт, заключающийся в том, что территория расселения современных осетин на севере и юге являлась частью средневековой Алании. Исходя из этого он пишет, что «две тысячи лет пребывания на одной и той же территории — казалось бы весомый аргумент» (имеется в виду — родство осетин и алан — Ю. Г.).

Полностью соглашаясь с данным аргументом, хотелось бы для начала задать лишь один явно напрашивающийся вопрос — а почему «две тысячи лет»? Неужели нашему автору действительно не известно, что до появления имени «алан» на Северном Кавказе в I веке н. э., здесь, в том числе и на Центральном Кавказе, обитала большая группа сарматских племен, в первую очередь — «нижние аорсы» Страбона.

В середине I века н. э. именно аорсы, южная граница расселения которых проходила по Главному Кавказскому хребту, непосредственно соседили с та-лами, т.е. туалами, имя которых и ныне сохраняется в осетинской этнонимике. Южные же склоны Центрального Кавказа как минимум с последних веков до н. э., занимали, согласно Страбону, родственные скифам и сарматам воинственные племена, составлявшие большинство эллинистической Иберии. Думается, что книгой за семью печатями не является для знатока древних языков и положение о том, что именно аорсы были тем племенем, которое объединило вокруг себя основную часть сарматов и уже под именем алан выступило на историческую арену. И когда он утверждает, что первое выступление алан на Северном Кавказе в Збгоду н. э. «имеет привязку… к Дарьялу», то опять же вопрос — а как быть с аланами, которые в том же I в. н. э. Непосредственно соседили с племенами Северной Абхазии (Валерий Флакк), в частности с гениахами. Кстати, вождь алан и гениахов носил довольно показательное имя — Анавс или Анавсий (ср. осет. «анафсис» — «ненасытный»).

Видимо, для С. Перевалова не будет большим откровением и то, что целый ряд скифских племенных названий (исседоны, дандарии, мелахлены-саудара-ты, кефалотомы-сарапары, леги) сохраняются на Кавказе вплоть до I-го века н. э., когда они постепенно перекрываются именем «алан». Неужели они не имеют никакого отношения к этнической истории осетин? А откуда в таком случае многочисленные и весьма показательные скифо-осетинские параллели, касающиеся социальной структуры, религиозных верований и обрядов, военных традиций и обычаев, начало изучению которых было положено статьей В. Миллера «Черты старины в сказаниях и быте осетин»? А как быть с догеродоговской греческой литературой, помещавшей Скифию именно на Кавказе, что особенно наглядно прослеживается в мифах о прикованном Прометее?. И откуда здесь появилось название такой реки, как Термодон, явно являющееся калькой осетинского Кармадон? То же самое можно отнести к скифо-осетинским фразеологизмам, выявленным в последние годы.

Впрочем, не будем слишком привередливы и согласимся с «двумя тысячами лет» своего пребывания на Кавказе, тем более, что это -тема отдельного разговора. Чем же не удовлетворяет хотя бы двухтысячное пребывание алан-осетин на Центральном Кавказе в качестве аргумента в пользу их генетической связи, и что автор может привести в качестве контраргумента? А ничего конкретного. Ведь не считать же таковым очередное глубокомысленное заключение, на этот раз о том, что «и вновь не все так просто, как кажется. Содержание географических терминов, как и границы территорий, подвержены изменениям, как и границы территорий, подвержены изменениям»?!

Попытки же обосновать свои сомнения выводами исторического характера в очередной раз оказываются построенными на песке. Таковым является, например, утверждение автора о том, что в 10-м веке Алания якобы «располагалась в верховьях Кубани, а территория Осетии входила в состав Асии». Что касается соотношения между аланами и асами, то, как бы не высказывая собственного мнения, С. Перевалов пишет: «Недавние исследования В. А. Кузнецова и К. Цукермана (Франция) разводят их. При этом, если Кузнецов признает алан и асов двумя частями одного средневекового народа, то Цукерман настаивает на их племенном различии и разных исторических судьбах».

Вопрос соотношении между этнонимами «аланы» и «асы» (ясы) был подробно рассмотрен автором этих строк в уже упоминавшейся монографии «Аланы…», где была показана полная несостоятельность попыток их этнического противопоставления, о чем С. Перевалов хранит полное молчание. Но поскольку недавние исследования В. А. Кузнецова и француза К. Цукермана, по словам нашего автора, «разводят» их, то следует хотя бы вкратце исследовать этот самый «развод». Мнения указанных авторов С. Перевалов преподносит чуть ли не как истину в последней инстанции, хотя оба они никак не могут быть правы, поскольку по разному интерпретируют соотношение между аланами и асами. И истина в данном вопросе, как и в других случаях, мало интересует нашего автора — для него важно посеять сомнение, указать на различные точки зрения, а там хоть трава не расти.

Так что же это за недавние исследования? С. Перевалов, судя по всему, имеет ввиду статьи В. А. Кузнецова «Аланы и асы на Кавказе (некоторые проблемы идентификации и дифференциации») и К. Цукермана «Аланы и асы в раннем средневековье» (на французском яз.). Последняя опубликована в журнале «Нартамонга» (1-2,2003 г.). Выводы, сделанные в названных статьях, весьма показательны.

Начнем с В. А. Кузнецова и проблемы локализации Асии. В уже упоминавшейся работе «Аланские племена Северного Кавказа» он утверждал, что Асией называлась западная Алания. В последней же статье он уже локализует Асию у Дарьяльского ущелья со ссылкой на Константина Порфирородного (X в.), что соответствует действительности. В. А. Кузнецов, однако, даже не пытался объяснить, что же послужило причиной столь радикального изменения его локализации Асии. Он лишь пишет, что К.Цукерман любезно обратил его внимание на то, что в своих «Церемониях византийского двора» будущий византийский император «отмечает» архонтов (Асии) во множественном числе, следовательно, их как минимум 2-3 (с. 177).

Странное, надо сказать, заявление для алановеда. Для того чтобы убедиться, что византийский автор употребляет термин «архонт» (князь, старейшина и т.д.) применительно к Асии во множественном числе не надо было ждать почти тридцать лет любезного указания француза Цукермана. Для этого достаточно было заглянуть в текст «Церемоний…» византийского автора. Но коль скоро у него не было такой возможности, то можно было заглянуть хотя бы в книгу автора этих строк об аланах, где разбирается термин «архонты» Константина Порфирородного.

Разбирая данное сообщение византийского автора, я отмечал, что «архонты Асии» идентичны выражению «князья или владетели осетинские» из грузинских источников (груз. «Мтаварни овсетиса»), упоминаемому рядом с титулом «царя Осетии» и осетинскому «Асыйы Алдардта» — «князья Асии» или «Асские князья», и были переводом местного феодального титула.

Именно поэтому упоминание в одном контексте правителя (экскурсиократора) Алании и архонтов Асии является доказательством не этнического различия алан и асов, а реальным отражением социальной структуры средневековой Алании как типичного феодального государства. Это, кстати, не единственный пример из труда византийского автора, у которого в одном ряду упоминаются правитель Армении и архонты Воспуракана, Тарона и других армянских образований. Однако на этом основании вряд ли кому-либо придет в голову доказывать ‘Этническое различие воспураканцев, таронцев и армян. То же самое относится и к аланам и асам, тем более что многообразие этнической номенклатуры в рамках одного и того же этноса является вполне обычным явлением, причем не только в средневековье.

Обо всем этом как В. А. Кузнецов, так и С. Перевалов, хранят полное молчание, то ли не зная историографию вопроса, то ли сознательно ее игнорируя. Доказательством этого может служить и утверждение В. А. Кузнецова о том, что указанное важное сообщение Константина Порфирородного в кавказоведении якобы «до сих пор должным образом не оценено» (с. 177). Что касается отождествления Асии Константина Порфирородного с Асией т. н. «Кембриджского документа» или письма неизвестного хазарского еврея X в., которое вновь попытался привести К. Цукерман, то эти факты также не могут служить доказательством как различия алан и асов, так и локализации отличной от Алании Асии у Дарьяльских ворот. Об этом нам уже приходилось писать, и аргументы, приводимые К. Цукерманом, не вносят в этот вопрос ничего нового.

Другим источником, на основании которого К. Цукерман пытается обосновать этническое различие алан и асов, являются сведения «Армянской географии» VII в., закономерно признаваемой одним из важнейших источников по этнической географии Кавказа начала раннего средневековья. Надо прямо сказать, что французский исследователь элементарно не разобрался в трактовке сведений об аланах, содержащихся в «Географии», если это, конечно, не сознательная фальсификация этих сведений в угоду своим построениям.

Перечисляя народы Азиатской Сарматии, которая соответствует у него большей части территории Северного Кавказа и Центрального Кавказа вместе с его южными склонами, автор «Географии» называет сперва «народ Аланов, Аш-Тигор, который южнее» (по-видимому, к югу от основной массы алан). «Вместе с ними живут хебуры, кудеты, аргвалы или маргуйлы и такойры. За дигорами аланы живут в области Ардоз, откуда вытекает река Армна, которая… соединяется с Атлем», т.е. с Итилем (Волгой).

Комментируя этот отрывок, К. Цукерман утверждает что «к наиболее западной группе принадлежат аш-тигор, т.е. асы-дигорцы, равно как и сами аланы». Однако здесь нет никаких алан, отличных от ас-дигорцев, поскольку ас-дигорцы характеризуются как «народ аланов», т.е. как одно из западных аланских племен, причем в названии ас-дигорцев термин «ас» явно выступает в роли синонима «алан».

Однако, поскольку такое понимание явно не укладывается в предлагаемую им схему, то К. Цукерман даже не задается вопросом, а что собственно означает частица «ас» в составном имени ас-дигоров, т.е. осетин-дигорев? Делается это, конечно, не случайно, ибо даже сам факт упоминания этнонима ас-дигоров, не нуждающегося ни в каком утверждении или доказательстве, ломает всю схему французского исследователя. Поэтому приходится пускаться во все тяжкие, чтобы хоть как-то обосновать свою схему. Этому служит, в частности, выделение восточнее ас-дигоров еще одной группы дигорцев, как отличной якобы от ранее упомянутых ас-дигоров.

Их выделение и локализацию К. Цукерман пытается аргументировать тем, что дигоры в данном случае «не характеризованы здесь как народ или племя аланов». Это действительно так, но именно данный факт как раз подтверждает их тождественность с ас-дигорами, поскольку в этом случае в их характеристике уже не было никакой необходимости, так как они уже были охарактеризованы ранее как «народ аланов». Если бы это было не так, то автор «Географии», прежде чем характеризовать тех, кто следует за дигорами, определил бы место самих дигоров в своем перечислении. Но этого в «Географии» нет, что лишний раз подтверждает идентичность ас-дигоров и дигоров.

То же самое относится и к взаимосвязи терминов «ардоз-цы» и «аланы». Отметив, что за дигорами аланы живут в местности Ардоз, автор «Географии» вслед за этим называет эту группу алан просто «ардозами» в соответствии с занимаемой ими территорией. Таким образом, «Армянская География» VII в. совершенно недвусмысленно выделяет две группы или две составные части одного и того же народа: на западе Алании — ас-дигоров, характеризуемых автором «Географии» как «народ аланов» (кстати, это единственный случай, когда автор «Географии» определяет этническую принадлежность упоминаемых им этнических названий), и к востоку от них — другую часть аланов, возможно, предков современных иронов Стремление доказать локализацию асов — как отличное от алан племя в восточной части Алании — оказывается фикцией, и ссылки С. Перевалова на К. Цукермана и Б. А. Кузнецова ровным образом ничего не доказывают.

Это, конечно, не означает, что в состав алан не могли входить и другие аланские этно-географические группы Текст «Географии» дает для такого вывода определенные основания. Во всяком случае идентичность упоминаемых «Географией» дуалов с туалами, или связь кудетов с кударцами, овсуров с овсами, тцанаров (санаров) с казбегскими туалами (осет. «сана»), Кцекен с Заккинским ущельем и т.д. уже не раз отмечалась в литературе. Но поскольку этот вопрос выходит за рамки настоящей рецензии, эти, как и другие проблемы этногенеза и этнической истории осетин, оставим для другого раза.

Что касается утверждения С. Перевалова со ссылкой на К. Цукермана о том, что в X в. Алания якобы находилась в верховьях Кубани, а территория нынешней Осетии входила в состав Асии, то это мнение, разделяемое и В. А. Кузнецовым, является одним из тех искусственных построений аланофобов, которое не находит никакого подтверждения в источниках. Будь это так, то, к примеру, древнерусские летописи хотя бы один раз упомянули термин «алан» применительно к народу и территории, им занимаемой. Эти летописи употребляют исключительно имя ясов, лишний раз подчеркивая тем самым идентичность средневековых алан и асов-ясов.

То же самое относится и к армянским, грузинским, византийским, арабским и другим средневековым источникам. Арабские источники X в. (Мисуди, Йбн-Рустэ и др.), персидская география X в. «Худу-ал-Алем» единодушно называют Аланией царство, восточные границы которого по хребту пролегали по Дарьяльскому ущелью или к востоку от него. Никакой отличной от Алании Асии в их описаниях, как и в армянских источниках, не содержится. При этом, Ибн-Рустэ называет господствующее племя Аланского царства асами, а прилагаемых к асам эпитет, возможно, означал «светлый» (рухс) неоднократно зафиксированный в сармато-аланской этнонимии. Титул же «царя алан» арабский автор приводит в форме «багаир», в которой нетрудно разглядеть титул «багатар», хорошо известный в осетинском фольклоре и грузинских источниках. В последних этим титулом обозначались правители с военачальники царства Осетинского.

Таким образом, как показывает вышеприведенный материал, все три группы аргументов, которые С. Перевалов вынес на рассмотрение и попытался их поставить под сомнение, полностью сохраняют свое значение как доказательство генетической связи осетин с аланами. Впрочем, это прекрасно чувствует и наш автор, ибо, несмотря на все оговорки, недомолвки и экивоки, он вынужден признать, что «констатация преемственности аланов и осетин в общем плане не вызывает возражений».

Так, в чем же дело? Оказывается в том, что эти возражения «появляются, когда речь заходит о деталях, но деталях существенных», причем таких, которые влекут за собой пересмотр многих устоявшихся положений. Так приведите же г-н Перевалов хотя бы одну «деталь», которая повлекла бы за собой пересмотр хотя бы одного устоявшегося положения в этнической истории осетин! Увы, для автора разбираемой статьи, таковых как не было, так и нет. Но копь скоро таковых нет, то невольно вновь задаешься вопросом: для чего же весь этот сыр-бор? Ответ на этот вопрос наводит на очень грустные размышления.

В кратком введении к своей статье С. Перевалов пишет, что ему ближе научная сторона разбираемой им проблемы, чем общественно-политическая, и именно о ней он в основном поведет речь. В действительности это не так. Вторая часть статьи, превосходящая по объему первую, содержит не изложение его взглядов «на задачи, стоящие перед научным сообществом, и на трудности, определяемые этими задачами» как он утверждает, а нечто совсем другое. Если сформулировать это вкратце, то, называя вещи своими именами, иначе, как откровенно зоологической ненавистью ко всему осетинскому, которую он неудачно пытается скрыть под маркой антисоветизма, это назвать нельзя.

Утвердиться в этом мнении окончательно мне помогла статья нашего автора «Свободный взгляд: что мешает?», опубликованная 20. 07 05 г. в газ. «Осетия. Свободный взгляд», и думается, известная североосетинской общественности. Сравнение содержания этой статьи со второй частью разбираемой здесь статьи не оставляет сомнений ни в политических устремлениях нашего автора, ни в его моральной нечистоплотности.

Чего стоят, к примеру, обвинения осетин в национализме и антирусских настроениях и пропаганде таких настроений, насаждаемых якобы сверху, отсутствии в РСО-А даже зачатков демократии? Интересно, задавался ли автор вопросом о том, мог бы он опубликовать подобные пасквили в какой-либо из соседних республик? Ответ очевиден. А во Владикавказе, пожалуйста, сразу две газеты (кстати, охотно предоставляющие свои страницы любым антиосетинским эскаладам) печатают его «откровения» и, в частности, огульное охаивание и искажение действий и высказываний президента республики. И это — в «заповеднике советского прошлого» (ОСВ). Демократия, однако…

Но особую неприязнь С. Пере-валова вызывает существование в РФ национально-территориального деления, этого, по его словам, «кошмарного изображения советской власти…». Интересно, задавался ли наш автор вопросом, а как относятся к такому делению представители титульных народов этих территорий? Вопрос, конечно, риторический, ибо против существующего национально-территориального деления, как впрочем и против пресловутого пятого пункта, выступают лишь иваны, не помнящие родства. Чтобы убедиться в справедливости такого вывода, вовсе не обязательно проводить специальные социологические вопросы.

С. Перевалов, конечно, не одинок в своих оценках и стремлениях. Но когда он открыто призывает к отказу «от этноцентризма в пользу гражданского россиецентризма» («Осетия. Свободный взгляд»), являющегося не очень завуалированным призывом к ликвидации национально-территориального деления в РФ, то кое-кому может показаться, что он выступает с позиций укрепления российской государственности. Однако только полному идиоту может быть невдомек, к каким тяжелым для российской государственности последствиям может привести постановка вопроса о возможности какого-то пересмотра современного национально-территориального деления, к примеру, народов Северного Кавказа или Поволжья. Но это, как видно, не очень беспокоит переваловых и иже с ними.

Именно «кошмарное изобретение советской власти», по утверждению нашего автора, побудило якобы местных историков подыскивать себе престижных предков «для обоснования их прав на собственную государственность». Ни больше, ни меньше! А ведь в действительности «престижные предки» были «подысканы» осетинам задолго до появления местных историков, свои же автономии и северные, и южные осетины, как и другие народы Российской империи, получили от столь ненавистной С. Пе-ревалову советской власти на территориях, на которых их предки обитали более двух тысяч лет.

Но такие «мелочи» не очень волнуют С. Перевалова В своей звериной ненависти — иначе это трудно назвать — к осетинам и их государственности он доходит до того, что позволяет себе, пришельцу на этой земле, называть южных осетин единокровниками «из-за рубежа». Не может он скрыть своего возмущения и по поводу того, что «российская земля» может служить отечеством и для них, забывая элементарно о том, что земля эта — осетинская, входящая в Российскую Федерацию.

Что же касается границы между Северной и Южной Осетией, то даже лишь одно упоминание о ее противоестественности вызывает у Перевалова очередной приступ злобы. Между тем, элементарный здравый смысл подсказывает, что быть или не быть границе между севером и югом Осетии — это в первую очередь прерогатива осетинского народа, а не т. н. «международного права» и тем более не переваловых и Ко.

Если же говорить об исторической обоснованности такого вывода, то, спрашивается, неужели историку С. Перевалову не приходилось читать, что границы Азиатски Сарматии на юге проходили не по хребту, а по южным отрогам Главного Кавказского хребта (Клавдий Птолемей)? Там же проходили границы Алании — уже в древности и раннем средневековье (Страбон, «Армянская география» VII в.), а Центральный Кавказ никогда не служил этнической границей между севером и югом Осетии. Что же касается появления здесь административных и, тем более, политических границ, то это, в первую очередь, «заслуга» столь ненавистной нашему автору советской власти.

Однако для великодержавно-библейского хама, этого нового доморощенного культуртрегера, исторические факты и аргументы не идут ни в какое сравнение с заранее определенной политической целью. Впрочем, он не очень-то старается скрыть это, явно проговариваясь, когда приводит изречение, выражающее, по его словам суть научного поиска: «Мы не знаем, куда придем, но знаем, что идем по верному пути».

Каждый, естественно, волен выбирать себе то или иное направление. Хотелось бы лишь спросить в данной связи — это знание правильности выбранного пути подсказано откровением свыше, или элементарной подсказкой «спонсоров», заказывающих музыку? Вопрос, конечно, риторический, ибо и спонсоры автора, и он сам прекрасно осознают, куда могут привести выдвигаемые С. Переваловым идеи — к новому обострению межнациональных отношений в регионе, с более чем предсказуемыми последствиями. Пора, видимо, называть вещи своими именами, чтобы ложно понимаемые полит -, этно -, и другие «корректности» не мешали называть ксенофоба — ксенофобам, параноика — параноиком, провокатора — провокатором, а хама — хамом. С этими своего рода издержками столь долго насаждавшегося в Осетии «интернационализма» нам, к сожалению, еще не раз, очевидно, придется сталкиваться.

Перемежая свои политические инвективы с наукообразными выкладками, Перевалов пытается подкрепить все это общими рассуждениями, неправомерными параллелями и высказываниями отдельных авторитетов, не имеющими прямого отношения к рассматриваемой проблеме. Явно чувствуя отсутствие каких-либо серьезных аргументов, способных поколебать генетическую связь осетин с аланами, автор пытается поставить под сомнение эту связь, заходя уже с другой стороны.

Отсутствие аргументов С. Перевалов стремится компенсировать глубокомысленными — или, скорее, заумными — рассуждениями о том, что «аланское наследие давно стало частью царства духа, достоянием всего человечества». Каково?! Он готов облагодетельствовать все человечество, лишь бы осетинам ничего не досталось! И как заключительный аккорд: «оно (аланское наследство — Ю. Г.) будет принадлежать тому, кто лучше в нем разбирается. О нем не надо спорить, его надо изучать».

О чем же тогда спорит автор, и кто мешает ему изучать эту историю? Разумного ответа здесь явно не видно. И когда с плохо скрываемым злорадством он утверждает, что осетинские ученые из-за своей подготовки «не знают древних языков, не читают иностранцев, не следят за новинками, не умеют работать с источниками», остается лишь развести руками, оставляя это утверждение на совести нашего автора. Хотя о какой совести и научной добросовестности здесь можно говорить? Правомерен вопрос: а что на этом «сером фоне» сделал сам критикан, более десяти лет работающий в приютившей его Осетии? Увы, особенно здесь ему похвастаться нечем, ибо одно знание языков отнюдь не является гарантией успехов в научном поиске.

Особенно это касается проблемных вопросов этногенеза и этнической истории осетин, о которых вроде бы печется наш автор, но ни один из которых им даже не поставлен. И дело здесь не только и даже не столько в знании языков. Вряд ли кто-нибудь всерьез будет отрицать необходимость таких знаний. Но ведь история алан содержится не только в греческих и латинских источниках, которыми преимущественно оперирует С. Перевалов, и в этом ее специфика Не меньше материала содержится в армянских, грузинских, арабских, персидских, китайских и др. источниках Их что, не надо знать в оригинале? Но я что-то не вижу среди современных алановедов полиглотов типа тех же Ю Клапрота или И. Маркварта, занимавшихся аланами, но также не изучавших все абсолютно источники в оригинале Да, приходится обращаться и к переводам, для этого, кстати, и существует такая отрасль исторической науки, как источниковедение, призванная восполнить этот пробел. Увы, это общеизвестные истины, о которых в других условиях, при нормальной полемике, вроде бы и не стоило упоминать.

Что же касается проблем этногенеза и этнической истории осетин, то здесь, к примеру, не меньшую роль, чем нарративные источники, играют скифо-осетинские этнографические и языковые (фразеологические) параллели. Даже взятые сами по себе, они ясно свидетельствуют о генетической связи осетин со скифами, не говоря уже об аланах. О них автор хранит, естественно, полное молчание.

Не случайно, конечно, и то, что он ни словом не упоминает о нартских сказаниях, распространенных среди большинства народов Кавказа. А не упоминает их он по той простой причине, что сравнительный анализ национальных версий Нартиады и его историко-этнографической основы ясно свидетельствует о бесспорном скифо-аланском происхождении этого эпоса. Именно этим объясняется и сохранение нартских сказаний в наибольшей степени у осетин (от рождения нартов до их гибели), уже от них заимствованных в большей или в меньшей степени соседними народами Кавказа.

Очень не хотелось бы полемизировать с Переваловым по принципу «сам дурак» Тем не менее…

Подводя итог вышесказанному, лишний раз хочется подчеркнуть, что идеологическая диверсия С. Перевалова, выразившаяся в его наукообразной агитке, носит явно инспирированный характер, ибо сказано, если где-то что-то зажигается, то это кому-то надо. Сопоставляя ее с последними публикациями В. А. Шнирельмана, нельзя не прийти к заключению, что идет целенаправленная политика, имеющая своей конечной целью лишить осетин их духовного прошлого, посеять сомнения в их ментальности и духе, превратить их в Иванов, не помнящих родства, в манкуртов. Другой стороной этой медали является неприкрытое желание столкнуть осетин с соседними кавказскими народами, создать еще один очаг напряженности на Северном Кавказе и в случае необходимости использовать это против нынешнего руководства РСО-А. Не трудно догадаться, как все это может аукнуться в регионе и всей федерации.

Вместе с тем статья Перевалова, как и предыдущие публикации В. А. Шнирельмана, несут в себе и некое рациональное зерно, заключающееся в том, что они должны заставить нас пристально вглядеться в состояние современной осетинской историографии. Прежде всего, на мой взгляд, необходимо существенно улучшить и усилить интеграцию и координацию научных кадров севера и юга, работающих по скифо-сармато-аланской проблематике, в том числе и по взаимоотношениям с соседними народами Кавказа. Естественно, сюда же следует отнести и изучение проблем нартского эпоса.

Во-вторых, давно уже назрела необходимость создания единого научного центра по этногенезу и этнической истории осетин, который включал бы в себя специалистов, занимающихся этими вопросами. Таким центром, по идее, должен был бы стать существующий при ВНЦ «Центр скифо-аланских исследований» им. В. И. Абаева. К большому сожалению, таким центром он так и не стал, причем не всегда понятно, чем он собственно занимается. Одним из плюсов его работы можно считать издание журнала «Нартамонга», да и то практически отданного под публикации зарубежных исследователей, очевидно по принципу: «Запад нам поможет».

В этом году исполняется сорок лет со дня проведения научной сессии по этногенезу осетинского народа. Думается, назрело время для подготовки и проведения новой сессии по этнической истории осетин. Не форсируя сроки проведения такой сессии, не следует, очевидно, откладывать это и в долгий ящик, учтя все плюсы и минусы прежней сессии. Думается, что для успешной подготовки такой сессии было бы крайне целесообразно предварительно провести ряд совещаний-семинаров по наиболее актуальным вопросам этнической истории осетин, в том числе и этнокультурных связей осетин с соседними народами Кавказа, включая и проблемы «субстрата» на Кавказе. Вряд ли надо особо доказывать, что вопросы этногенеза и этнической истории народа будут всегда актуальны.

Юрий Гаглойты, кандидат исторических наук