Не имеющий поражений россиянин Мурат Гассиев 3 декабря будет боксировать с Денисом Лебедевым, а пока объясняет «Матч ТВ» зачем куда-то лететь ради 18-минутных спаррингов, где можно увидеть оторванную башню от танка и чем тренировки с Геннадием Головкиным отличаются от всех остальных.

– Как вы сейчас готовитесь к Лебедеву?

– В неделю провожу 10-11 тренировок. Утром, как обычно, кросс, растяжка, тренировка в зале: или мешки, или на лапах. Делаем то, что говорит Абель Санчес, он обычно планирует занятия на неделю.

– С вами рядом тренируется один из самых одаренных боксеров мира Геннадий Головкин.

– Головкин очень жестко тренируется. Может, еще и есть такие же парни, но я не видел, чтобы кто-то так работал. В плане боксерского мышления он, наверное, один из лучших. Его удары всегда максимально выверены. Нужно видеть, как он проводит спарринги, как тренируется. Словами это трудно рассказать.

– Тренируясь в зале Абеля Санчеса, вы работаете с железом?

– У нас в основном свой вес: отжимания, турничок. Ни я, ни Геннадий со штангой практически не работаем. Я вообще никогда к штанге не подходил, лучше в сто раз большее других тяжелых упражнений сделаю, чем штанга. Такая нагрузка мне не нравится, да и не подходит.

– Вам было 15 лет, когда Лебедев в Англии нокаутировал Энцо Макаринелли. Это давит?

– Да я вообще много боев Дениса смотрел еще в юношеском возрасте. Никогда не думал, что могу выйти с ним в один ринг. Смотрел, как он боксировал с Джонсом, с Тони, и думал: «Ничего себе, эти бои вся страна смотрит!» Рядом с такими именами я даже представить себя не мог.

Изначально предполагалось, что я выйду на титул, который у Рамиреса, мы не думали, что Денис будет объединять пояса. Но получилось так, что Денис взял титул IBF, а я оказался претендентом. Значит, нужно боксировать. Конечно, Денис – фаворит, но я постараюсь все сделать для победы.

Абель сказал: «Готовься, нужно становиться чемпионом мира, это твой шанс».

– Будет ли Геннадий Головкин спарринговать с вами перед вашим боем и есть ли в этом смысл?

– С Геной я не спаррингую, у нас разные веса и смысла в этом нет. Мы работаем рядом – например, я на мешке, у него спарринг. Я могу у него что-то спросить, а он, позвав меня в ринг, может показать какие-то моменты.

– Вы занимались футболом. Могли сейчас быть одноклубником Алана Дзагоева, а не соперником Дениса Лебедева?

– В футбол я просто для себя играл, как все дети. У меня спортивная семья: мама в школе и в университете занималась волейболом, тяжелой атлетикой, брат – вольной борьбой. Меня не заставляли идти в какую-то секцию, я сам выбирал и шел. Мама соглашалась.

Занимался дзюдо, вроде получалось, соревнований было немного, но они для меня удачно складывались, и на тренировках все было хорошо.

Однажды наш зал закрыли на ремонт, и мы с другом пошли в зал бокса. Понравилось, с первого дня почувствовал, что бокс – это тот вид спорта, в котором я могу чего-то добиться.

А из футболистов – Дзагоева не знаю, но хорошо общаюсь с Джамбуладом Базаевым, мы уже позже познакомились, когда я в профессионалах выступал. С ним постоянно на связи – хорошие отношения. Он на одном из мероприятий подошел познакомиться и сказал, что следит за моими боями, болеет за меня. А я, когда был помладше, смотрел его игры по телевизору.

У меня брат хорошо играл. Был даже случай – мы жили в станице Ахонской, в 15 минутах езды от Владикавказа. Оттуда приехал тренер, по своим личным делам. Он проходил мимо и увидел, как брат играет, подошел к нему, спросил, где мама, потом поговорил с ней и пригласил брата приехать во Владикавказ на тренировки. А время было непростое и у нас элементарно не было денег, чтобы ездить туда-обратно на маршрутке. Так у брата не получилось с футболом.

– Как вы, живя на Кавказе, разошлись с вольной борьбой?

– Вольная борьба была мне вроде и интересна, и тренировался, но не лежала душа к ней. Не получал удовольствия. А с боксом совсем по-другому – хотелось остаться, что-то новое узнать, нравились спарринги, хотелось их постоянно проводить.

Мы по семейным обстоятельствам переехали из Владикавказа в Краснодарский край, некоторое время там жили с семьей, я начал ходить на бокс, наверное, пару месяцев занимался. Потом вернулись во Владикавказ и там стал по-настоящему тренироваться.

– Сколько вам было?

– 15 лет. Когда уже во Владикавказ вернулся, секции, как и школы, начинали работать с 1 сентября, меня сначала не хотели принимать. Говорили, группа скомплектована, все переполнено. Со мной был друг моего брата, и он упросил, чтобы мне дали шанс. В секции согласились и сказали, чтобы я приходил на следующий день. Пришел, меня поставили в спарринг с парнем, который уже более двух лет занимался, а я его побил. Тогда сказали, чтобы я оставался. И с тех пор стал ходить на тренировки.

– Как новичок может побить парня, который два года занимался боксом?

– А я не знал, кто сколько занимается. Мне сказали: «Вставай», я и встал, начал боксировать – хотел выиграть любой ценой. По сути, я второй раз перчатки надел, мы боксировали три раунда, тренеру, Виталию Константиновичу Сланову, понравилось. И он взял меня под свою опеку, по сей день я у него тренируюсь.

– Незадолго до этого, в августе 2008-го, в Южной Осетии случился конфликт. Что вам о нем рассказывали?

– Я его не застал, был в тот момент в Краснодаре, но потом приезжал в Цхинвал. Там есть университет, и с тех событий на входе в него остался люк от танка и дуло. Танк подбили из гранатомета, люк отлетел и воткнулся в землю. Это осталось до сегодняшнего дня как напоминание о тех событиях.

– Вы после этого уехали в Челябинск?

– В Челябинск уехал уже в 16 лет. Во Владикавказе были боксеры, которых знал мой тренер, Асланбек и Хетаг Козаевы. Они подписали контракты с «Урал бокс промоушн», потом получилось показать спарринги и с моим участием. Представители этой организации заинтересовались нами, обговорили ситуацию с тренером, и я поехал в Челябинск поступил там в университет.

– Ходит какая-то история про то, что на хореографическое отделение.

– При поступлении мне не хватило баллов, чтобы поступить на кафедру бокса. И меня определили на хореографическое отделение. Через год решил переводиться, пришел на кафедру за документами и одна преподавательница очень сокрушалась: «Эх, такого танцора теряем!». Если честно, на занятия по хореографии не ходил ни разу, готовился к боям, а когда на кафедру бокса перешел, то стало интересно учиться. Теорию тоже стал слушать.

У меня и в школе так было: до девятого класса учился без троек. Если я хотел, мог запомнить материал, прочитав учебник всего раз, мог любую задачу решить. А было такое, что вообще не понимал, что читаю. Не мог сосредоточиться, хотя все вроде и просто.

– Где было проще подраться на улице 15-летнему боксеру – в Челябинске или Владикавказе?

В Челябинске у меня не было возможности познакомиться с этой средой, не так много было мест, где я гулял. А во Владикавказе у нас ребята чуть вспыльчивее, это же Кавказ. Там часто дрались район на район. В массовых драках я не участвовал, потому что тренер и брат за этим пристально следили. Но однажды случился конфликт: у парня из нашего района забрали телефон. В результате 30-40 человек было наших ребят, тех где-то человек двадцать пять. Я видел эту драку.

– Почему не участвовали?

– Брат запретил. У меня отец умер, когда я закончил первый класс. Честно, я тогда еще даже не понимал, что произошло. А вот авторитет брата, который старше меня на 10 лет, и мамы был очень высоким. И даже сейчас слова брата для меня очень важны: если он говорит «нельзя», значит нельзя, если он говорит, что это надо делать, я делаю. Вот в детстве так было.

– Первое поражение, которое по вам ударило сильнее, чем соперник?

– Наверное, на первенстве России, кажется, в 2011 году. Я тогда боксировал до 81 кг. Был очень важный бой. Победитель турнира должен ехать на первенство Европы. В полуфинале вышел на первого номера сборной России, бой был ровный, в последнем раунде я вел с разрывом в одно очко. Но на последних секундах судья дает мне предупреждение и два штрафных очка, победу оставили за ним. Было очень досадно.

– С кем боксировали?

– С Владимиром Корсуновым, он потом выиграл Европу. А через некоторое разбился на машине, попал в аварию.

– Вы выступали в том же весе, что и Егор Мехонцев, пересекались?

– С Егором не боксировал, я никогда не бывал на сборах с олимпийской командой, так что не был знаком. После той ситуации был сбор в Кисловодске перед чемпионатом Европы и мне организовали спарринг, но уже в категории 91 кг. Если выигрываю, еду на Европу. Не получилось – вернулся домой. И мы с Виталием Константиновичем подумали, что надо принимать какое-то решение. Вообще, как и любой спортсмен, я хотел выступить на Олимпийских играх. Но с тренером мы решили, что нет смысла терять еще четыре года до Олимпиады – лучше перейти в профессионалы. И через два месяца я провел свой первый профессиональный бой.

Когда перешел в профессионалы, понял – здесь нужно усерднее тренироваться, полностью отдаваться работе. Не скрою, в любителях я мог и посачковать когда-то, а в профессионалах все гораздо серьезнее. Я, наверное, провел 5-6 боев, и только на седьмой я начал понимать этот бокс.

– В чем проявлялось ваше сачкование? 

– И тогда и сейчас не люблю бегать. Это ужас какой-то! Но сейчас бег всегда есть на утренней тренировке. Потому что это один из самых важных элементов подготовки: там и дыхание, и выносливость, и укрепление сердца.

– Самый длинный кросс, из тех, которые в беге, а не в боксе?

– Не помню точно, 15-20 км в Кисловодске было: мы с базы бежали вниз, в город. Место называется «Долина роз», потом на Малое седло, Большое седло, на заправку – и обратно. Кто бывал в Кисловодске, знает эту дистанцию.

– Через пару месяцев про вас начнут больше писать как про нокаутера, который будет драться с Лебедевым, но в первом бою вы выиграли только по очкам. Боксировали как 17-летний любитель?

– Пожалуй, да. Вышел, сразу попал хорошо, провел добивание. Но соперник выстоял. Я очень убедительно выиграл первый раунд. И все – у меня как будто все силы забрали. И тогда подумал: «Это что, такое будет продолжаться четыре раунда?» Собрался, победил, но первый бой был самым-самым тяжелым. Я на практике ощутил разницу между любительским и профессиональным боксом.

– С чего начался ваш переезд в США к Абелю Санчесу?

– Я поехал на спарринги к Марко Хуку в Германию на месяц. А в это время мой менеджер Леонид Королинский искал для меня зал в Америке. Они нашли несколько вариантов, в том числе и в горах. А в это время Костя Пономарев и Денис Шафиков в Лос-Анджелесе тренируются, гуляют, выкладывают фотографии. И мне туда тоже захотелось. Думаю: что в горах делать, скучно. Но приехал туда, неделю потренировался и говорю: «Я отсюда ни ногой. Буду здесь тренироваться».

Помню, приехали, Абель нас ждал в зале. Мы познакомились, и возникло такое ощущение, как будто я его тысячу лет знаю. Абель рассказал о ресторане, где в тот момент Гена (Головкин – «Матч ТВ») с двумя ребятами сидел. Мы пошли туда, вместе пообедали, пообщались. Так что меня приняли замечательно, начали тренироваться вместе.

– Есть ощущение, что за работу спарринг партнером Марко Хука тогда можно было получить больше, чем за бои?

– Примерно так и было, за работу с Хуком я получил тогда хорошие деньги, как и все спарринг-партнеры. А бои – вот Мэнни Пакьяо за свой первый бой получил два доллара. Я получил ненамного больше. На неделю на хлеб с маслом хватило.

– Вам 19-20 лет, и вы заходите спарринговать с Марко Хуком. Волнительно?

– Настраивался так: передо мной обычный боксер и это обычный спарринг. Потом спарринговал и с Кличко, и с Уайлдером. И никакого волнения не было. Больше было ожидания чего-то, эмоционального подъема.

– Кто из тех, с кем вы спарринговали, наиболее жестко работал?

– Думаю, Уайлдер. У него хороший удар. Но в спарринге я никогда не боюсь получить травму. В первую очередь, воспринимаю это как получение опыта, очень большого опыта. У таких сильных боксеров есть чему поучиться, перенять их сильные стороны.

– Кличко, Уайлдер, Хук – вы хоть раз были в нокдауне?

– Ни разу. У них были хорошие удары, но, слава богу, не случалось ни разу, чтобы меня повело или я упал.

– А в Челябинске вы же и Ковалева застали? Рассказывали, что вы болели, а тренер подумал, что избегаете спарринга с сильным.

– С Ковалевым было два спарринга, первый – когда я был на пике своей формы, перед моим боем, а Сергей только начинал свою подготовку. Второй – после моего боя, и я на самом деле немного приболел. Во втором мне было значительно тяжелее. Сергей тогда уже стал чемпионом мира, а мне было всего 19 лет. Очень понравилась та встреча, потому что Ковалев действительно один из лучших боксеров в мире. Мы пожали друг другу руки, он пожелал мне удачи.

– Чем он вам запомнился как боксер?

– У Сергея очень хорошие ноги. И передняя рука. Он очень чувствительный, постоянно дергает, держит в напряжении. Есть много, кто сильно бьет, но ничего этим сделать не может. А он вовремя подходит, чувствует дистанцию.

– К Кличко вы попали, когда он готовился к Дженнингсу в США?

– Да, Кличко тогда был в Майами. Я с ним провел шесть раундов. Обычно боксер, который готовится, в течение спарринг-сессии меняет оппонентов. В один день два спарринг-партнера работают по два-три, а кто-то и четыре раунда. Меня в ринге подменяли ребята-американцы, не помню их имен, не общался. После спаррингов подошел к Владимиру, попросил сфотографироваться. Он легко согласился, сказал, что моя работа ему понравилась. Подсказал, что надо поработать над финтами, еще пару моментов назвал, которые можно улучшить. Разошлись, пожав друг другу руки. Очень хороший парень, простой, без звездной болезни.

– Объясните читателю, для чего лететь куда-то ради шести раундов – по сути, это всего 18 минут.

– Когда меня спрашивают: «Хочешь поспарринговать с Кличко или с Уайлдером?», я, конечно, отвечу только утвердительно. Мне не важно, заплатят за это или нет или сколько раундов будет. С такими спортсменами я готов спарринговать бесплатно, потому что встреча с чемпионами мира в тяжелом и супертяжелом весе – это очень большой опыт.

– Существует миф, что Кличко не очень хорошо держит удар.

– Кличко – очень умный боксер, очень грамотно пользуется длиной своих рук, своим ростом. Вроде он просто держит левую, но тому, кто ниже ростом, невозможно к нему подойти. Постоянно левая – и очень незаметный правый удар. Его просто не видно, он появляется ниоткуда. Но не сказал бы, что джеб у него суперсильный – хороший, сильный для супертяжеловеса удар.

– Вы сказали, что Уайлдер из всех, с кем вы работали, обладает самым сильным ударом.

– Да. Кроме того, он бьет опасно, углы его ударов сложно понять. Если у Кличко техника классическая, то у Уайлдера очень непривычная: вроде из-за головы, вроде машет, но от таких ударов очень трудно защищаться. Если со стороны смотреть, то движения кажутся корявыми, а в ринге эта манера очень эффективна. Если такая «корявка» прилетит, несладко будет. У нас с ним были спарринги перед его боем с Поветкиным.

– Для Деонтея это мог быть самый крупный бой в карьере. Чувствовалось это в лагере?

– Вне тренировок он дурачится, хихикает, но как только до дела доходит, полностью сосредоточен, максимально настроен на работу. Все отбрасывает, отключается от своих шуточек, так что он серьезно готовился.

– А что случилось в вашем бою, который признали несостоявшимся, когда вы ударили после гонга?

– По этому поводу столько писали всяких комментариев, как будто у меня это в каждом бою получается.

Я попал правой, соперник откинулся на канаты, и мои руки уже машинально полетели с двойкой. Удар нанес, и только тогда услышал этот гонг. Судья руку поднимает, я реагирую на него, извиняюсь. Но силы в этом ударе не было. Акцентированный был правый сбоку, но не последний удар.

Я подумал, что все хорошо, сейчас мы продолжим боксировать. Но соперник отказался от продолжения. На том бою присутствовал Флойд Мейвезер, и даже он в интервью говорил про того парня, что так чемпионами не становятся. Я такого от него не ожидал, он вроде как поддерживал как раз моего оппонента. Зато когда пришло время выходить с ринга, Флойд подошел, пожал руку и сказал: «Удачи тебе».

 

Наверх