28 января Фатиме Салказановой исполнилось бы 77 лет.
Каждый разговор с ней был подобен изящному фехтовальному поединку. Ан гард, туше, и вот ты уже сидишь, обескураженный и сметенный остротой неожиданно заданного вопроса. Женщина с гордо поднятой головой, журналист, чей голос прорвался через «железный занавес» с волнами радио «Свобода».
Фатима Салказанова, долгие годы возглавлявшая Русскую редакцию радиостанции «Свобода», с виду хрупкая женщина, поражала непоколебимым духом, стойкостью и спокойствием. Она всегда занимала принципиальную позицию по самым острым вопросам и никогда не изменяла своим принципам. Многие могут сказать, что она была бескомпромиссна в своих суждениях и высказываниях, но все, что делала, всегда делала честно и до конца.
С просьбой рассказать о Фатиме Александровне мы обратились к людям, которые бережно хранят воспоминания о личных встречах и дружбе с этой удивительной женщиной.
Екатерина Толасова
«Фатима Салказанова, о принципиальности которой ходили легенды, при личном знакомстве оказалась невероятно милой, гостеприимной женщиной, сочетающей в себе европейскую сдержанность, осетинское благородство и безграничную доброту. За короткое время она превратилась для меня из далекого профессионального кумира в дорогого человека и настоящего старшего друга. И мне очень трудно сложить эти впечатления в короткий текст о ней. Она была простая и сложная, невероятно теплая и чересчур прямая. Женщина, которая не принимала, кажется, никакую заботу, кроме одной…
С непростой историей ее жизни меня познакомил когда-то Александр Тотоонов. Он, в советские времена отличавшийся непозволительной любознательностью, всегда интересовался жизнью соотечественницы, а потом, в 90-х, поехал в Париж и разыскал ее. На тот момент Фатима Александровна поддерживала связь с нашей страной только на уровне каких-то нескольких личных контактов с близкими ей людьми. После этого знакомства начался процесс ее возвращения в Россию и Осетию. Уже позже она говорила мне, что то, что для нее сделал Александр Тотоонов, не имеет цены, он вернул ей Родину. Последние годы жизни Салказанова провела в тесном контакте со своими земляками и окруженная их вниманием.
Я познакомилась с ней весной 2011 года, когда впервые попала транзитом в Париж. Фатима Александровна тогда уже серьезно болела и принимала сильнодействующие препараты, поэтому не садилась за руль и испытывала неловкость, потому что не смогла меня (которую она впервые видела) лично проводить по достопримечательностям. А к вечеру накрыла такой богатый стол, которому может позавидовать любая молодая, вполне здоровая и энергичная хозяйка. С особой гордостью она угощала нас традиционным осетинским лывз¸. Она прошла через многие испытания судьбы, но сохранила способность искренне любить людей.
В ее уютном доме в пригороде Парижа постоянно были гости: ее знакомые, друзья и родственники, знакомые ее друзей, родственники ее знакомых и их друзья. И о каждом из них она щепетильно заботилась.
С момента знакомства я старалась использовать любую возможность общения с ней.
Каждое лето она посещала Россию. Александр Борисович старался регулярно организовывать ей «осетинские каникулы». Она очень дорожила его заботой, хотя и смущалась от любого внимания, переживала, сколько ушло денег на ее «слишком шикарный номер в отеле» или зачем ей столько подарков. Ее многолетняя (длиною в жизнь) борьба за независимость и неподкупность, кажется, не отпускали и на пенсии, и до последних дней. Она предпочитала не афишировать никакие свои дружеские отношения с кем-либо, кто близок к власти.
Впрочем, и Тотоонов вряд ли бы рассказывал кому-то о своей почти сыновьей любви к уникальной соотечественнице, которую всегда называл невероятно сильным и при этом необычайно добрым человеком. Сам он не входил в число ее многочисленных гостей в Париже, да и во время ее визитов в Москву им не всегда удавалось повидаться. Но при каждой этой встрече она повторяла ему: «Я не понимаю, чем заслужила такое к себе отношение, и не знаю, смогу ли когда-то достойно отблагодарить».
В перерывах между ее визитами в Осетию и моими в Париж мы общались в основном через соцсети. Я за эти годы настолько привыкла скидывать ей почти ежедневно картинки из наших будней, что вот уж два года ловлю себя на попытке сделать это снова.
А потом однажды она позвонила и свойственным ей командным голосом сказала: «Кэт, пожалуйста, послушай меня сейчас внимательно и без эмоций. Я в больнице, сегодня меня обследовал онколог и сделал прогноз: от двух недель до двух месяцев. То есть в лучшем случае через два месяца я умру». В тот момент я расплакалась. Она говорила будто не о себе, а зачитывала привычную трагическую новость. Рассказала о делах, которые ей нужно завершить и в которых нужна была поддержка Александра Борисовича и моя. На следующий день сенатор откомандировал меня в Париж. Фатима уже не вставала с больничной койки, но, помню, была искренне рада меня видеть. Из Москвы в подарок от Александра Тотоонова я привезла ей айпад с видеозаписью, которую сенатор сделал, зная, что вряд ли еще когда-то сможет ее увидеть. Она начала смотреть, но внезапно остановила ролик и отвернулась. Человек, который всю жизнь был сильнее «целой армии, которая ни разу не капитулировала при самых грозных обстоятельствах» (как писали о ней в прессе), даже в такой момент не мог демонстрировать слезы… Потом она призналась, что хочет посмотреть без свидетелей.
Одним из дел, о которых она просила, была передача ее личной библиотеки Северо-Осетинскому госуниверситету. В следующие несколько дней мы вместе с ее сыном – Сашей Пиллуа – упаковывали в ее доме ящики с книгами. Их было невероятно много! И весь этот процесс Фатима контролировала из больницы по телефону. Вернее, контролировала она не процесс, а поели ли мы вовремя, не холодно ли в библиотеке, открыли ли бутылку ее коллекционного вина, которую она выбрала к моему приезду, и так далее. А я все эти дни старалась уговаривать ее записать ответное видео для сенатора. Она сопротивлялась. Но через неделю, перед моим отъездом обратно в Москву, позвонила и попросила прихватить к ней в больницу косметичку «Герлен» из ее комнаты. Женщина остается женщиной даже в самой критической ситуации. Была хорошая погода и врачи нам разрешили вывезти ее на кресле во двор больницы на лужайку. Там и записали видеописьмо и ее последнее небольшое интервью, которое меня, вроде знавшую ее историю и характер уже неплохо, просто потрясло. Ее мужества хватило даже на то, чтобы спокойно подводить итоги и рассуждать о смерти, глядя ей практически в глаза: «Я прожила хорошую, насыщенную жизнь и за время своей работы могла погибнуть раз 40. Сегодня мне 72 года, и я ухожу легко, без малейшего сожаления»…
Через месяц она перестала появляться в соцсетях. Потом попала в реанимацию и перестала отвечать на звонки. А еще через месяц ее не стало… Как она и завещала, Александр Борисович организовал ее проводы. Так как сам он находится под санкциями, в Париж вылетел наш общий друг Леопольд Гримо, который вытянул на своих плечах весь груз организационных вопросов в чужой стране. Церемонию прощания и отпевание провели в Париже, чтобы собрались ее коллеги и французские друзья. А потом – похороны на Новодевичьем кладбище рядом с мамой, как она и хотела. После похорон мы сделали поминальные столы в одном из московских ресторанов, разместив на ее странице в Фейсбуке объявление для всех, знавших ее лично или заочно, но желавших почтить ее память вместе с нами. Собралось около ста человек. Все было честно, искренне и без пафоса. Как и она сама. Не терпящая лжи и фальши…
Завершить хочу словами, которые произнес во время того памятного вечера Александр Борисович: «Журналист – это историк современности, который при добросовестном отношении превосходит историков, приписывающих себе право быть журналистами прошлого. Фатима Салказанова в потоке фальши, фейков, инсинуаций оставила нам целый исторический срез нашей эпохи. Говорят, радио портит всех по обе стороны микрофона. Неугасающее чувство долга, социальная этика, ответственное отношение, искренность в отношениях и правдивость в исполнении профессионального долга – вот слагаемые иммунитета этой незаурядной женщины, который уберег ее от этой порчи, а многих других сделал лучше. Философ Монтескье когда-то сказал: «Я сначала человек, а потом француз». Прожив две трети своей жизни во Франции, она стала настоящей француженкой, сохранив большое осетинское сердце и широкую русскую душу. Но самое главное – она была великой женщиной!»
Тамерлан Салбиев
С Фатимой Салказановой я общался в своей жизни два раза. Оба раза в Париже. Один раз это была середина 90-х, она пригласила меня к себе в гости. Мы полдня провели вместе. Второй раз это в 2004 или 2005 году в ЮНЕСКО, мы перебросились буквально парой фраз. Нам не дали поговорить. Но я знаю людей в своей жизни, и о них нечего сказать. А здесь было две коротких встречи, но таких ярких, что у меня до сих внутри остались удивительные воспоминания о них. В середине 90-х я попал в Париж. Жил я в гостинице для аспирантов, в самом центре Парижа, из окна был виден Люксембургский сад, вдали башня Монпарнас. Ощущение, что попал в фильм о трех мушкетерах. Фатима Салказанова легко вписывалась в этот образ. Как-то мне позвонили в номер. Голос, который я слушал годами по радио Свобода. Ровный, теплый, с доверительной интонацией: Вы Тамир? Я Фатима Салказанова. Хочу вас пригласить в гости. Мы встретились. Оказалось, что дом ее стоит на тихой улочке. Палисадник, двухэтажный дом. Она вышла меня встречать. Тишина. Кошки, которые свободно ходили везде. И мы начали разговор с Гайто Газданова. Она мне стала рассказывать об их совместной работе, истории с ним связанные, которые позже многократно повторяла в интервью. Например, про первое знакомство: Она прошла собеседование, ее приняли на работу. И буквально через несколько дней, ее пригласил к себе в кабинет директор радиостанции. Она зашла. И там сидел какой-то невысокого роста человек, скрестив руки на груди, совершенно отрешенно смотрел вдаль. Директор с ней поговорил, а потом сказал: Кстати, познакомьтесь, это вот Георгий Иванович, тоже осетин. При этом сам Газданов добавил: «но я вырос в семье полковника царской армии и поэтому я по-осетински не говорю». Она на это якобы ответила: «А я выросла в семье генерала царской армии, и у нас было принято вставать, когда заходит женщина». Это, как мне кажется, очень ее характеризует.
Я бы о ней сказал, что это женщина с гордо поднятой головой. Личность! Она пробуждала собеседника на какие-то темы, образы, заставляла о чем-то думать. Но в то же время, постоянно проверяла тебя на прочность. Плавное течение разговора прерывалось крутыми виражами, когда надо было выстоять. Ей было важно в общении, что она имеет дело с личностью, с тем, кого можно уважать.
Наталья Марзоева
За внешней строгостью скрывалась совершенно добрейшая душа. Она была скромным, сдержанным человеком, но узнав ее ближе, становилось понятно, насколько искренними были её слова и эмоции. Фатима любила своих друзей, гостей, всегда подчеркивала, что эта черта в ней — осетинская.
Справка «СО»: Салказанова Фатима Александровна (28.01.1942 – 4.02.2015). Радиожурналист. Родилась в Москве в семье инженера Александра Зембатова и врача Тамары Салказановой. В 16 лет Фатима была исключена из школы и вместе с матерью, сестрой и бабушкой переехала в Норильск. Причиной стало сочинение, написанное ею в 8 классе о свободе слова в Советском Союзе по сравнению с текстом французской Декларации прав человека и гражданина. В 1961 году семья вернулась в Москву. В 1963 году, почти сразу же после поступления, её отчислили за инакомыслие с вечернего отделения филологического факультета МГУ, после восстановления на факультете она познакомилась со своим будущим мужем, французским студентом Марком Андре-Пиллуа, вышла за него замуж и была исключена из МГУ. Тогда же она приняла решение покинуть СССР. После переезда во Францию в 1963 году, окончила филологический факультет Сорбонны. С 1960-х начала сотрудничать в качестве корреспондента с радиостанцией «Радио «Свобода». В разные годы работала на Радио «Свобода» вместе с Гайто Газдановым, Георгием Адамовичем, Лидией Червинской, Виктором Некрасовым,Александром Галичем, Анри Волохонским, Анатолием Гладилиным, Эдуардом Кузнецовым, Юлианом Паничем.
По мнению коллег, репортажи Фатимы Салказановой из разных стран мира, из «горячих точек», в том числе из Афганистана, всегда отличались безупречным знанием предмета, точностью и оперативностью. В 1995 году Ф. Салказанова покинула «Радио „Свобода“» в знак протеста против изменения американской политики в отношении России и введения жёсткой цензуры со стороны руководства «Свободы» и перешла в русскую редакцию Международного французского радио (Radio France internationale, RFI), где вела, в частности, авторские программы «За и против» и «Русский Париж».
↑ Наверх
