Кабинет на первом этаже здания Парламента, окнами на юг. В общем, все так же, как было почти три десятка лет назад, даже мебель расположена примерно как тогда, правда, новая. Только окна не заложены мешками с песком, как во время войны. Южные кабинеты здания Верховного совета были безжизненными из-за обстрелов, а в коридоре, защищенном толстыми стенами с двух сторон, кипела работа. Здесь принимали журналистов, перед тем как они получали доступ к информации, сюда прибегали бойцы отрядов сообщить об обстановке на позициях, во внутренний дворик иногда привозили погибших, переданных по обмену, а печатные машинки строчили тексты за стеной, в кабинете с керосиновой печкой. Здесь и работал, т.е. фактически, воевал первый Информационный комитет Южной Осетии, одним из создателей которого был Батрадз Константинович Харебов. Сегодня он – заслуженный журналист РЮО, Председатель Союза журналистов РЮО, лауреат Государственной премии им. Коста Хетагурова, писатель, ученый, начальник информационно-аналитического отдела Парламента РЮО… Невозможно представить, что «приличные» цифры юбилея, который Батрадз Харебов отмечает сегодня, действительно относятся к нему, такому современному, ценителю настоящей дружбы, знатоку литературы и искусства с энциклопедическими знаниями о Южной Осетии – 70 лет!
– Батрадз Константинович, в определенном возрасте человек уже может позволить себе разделить свою жизнь на этапы. Ваши этапы – это учеба, научная работа в сфере демографии, участие в создании информационных структур страны, журналистика, потом Вы уже писатель, делитесь опытом, учите других, пишете мемуары, потому что были свидетелем и участником очень многих интересных и важных событий в Южной Осетии и не только. И на каждом этапе у Вас, как личности, складывалось особое восприятие реальности…
– Наше поколение пережило очень интересные периоды. Ранняя молодость пришла на 60-е годы, на Хрущевские времена, когда стояли очереди за хлебом. Потом была Брежневская эпоха и перестройка… В школу пошли в Сталинире, а закончили ее в Цхинвале, но по сегодняшний день считаем себя сталинирскими ребятами. Я был гуманитарий по духу, но меня почему-то перевели в математический класс. Учились мы все хорошо, выпускники нашего класса средней школы №6 поступили в лучшие вузы Советского Союза. Получили образование, выросли в хороших специалистов, многие вернулись в родной город. Мне сегодня позвонил человек и представился так: «Я цхинвалец». Этого было достаточно.
– Это как национальность?
– Это знак качества! Я поступил в СОГУ, на географический факультет. Каждое лето подрабатывал тем, что водил туристов через два перевала, изучил эту местность фактически до последнего метра. Когда началось строительство Рукского тоннеля, меня в 1969 году пригласили работать геоморфологом. Работали вдвоем с моей руководительницей Агибаловой, составляли подробнейшую карту местности, отмечали каждый камешек. Так что я там, в общем, свой человек, и на открытии тоннеля, конечно, присутствовал.
– А потом началась работа по специальности, демографии.
– Работал в нашем Научном институте, написал и издал три книги, что в советское время было неплохим результатом. Кроме того, у меня выходили статьи в ежегодном сборнике НИИ, работа мне нравилась. Продвинулся от младшего научного сотрудника к старшему, стал заведующим отделом, и на этом завершил свою научную карьеру. Я был единственным специалистом по демографии на две части Осетии.
– Пользуясь случаем, можем мы немного поговорить об этой сфере? К примеру, какова демографическая ситуация в Южной Осетии на данный момент?
– Ситуация не жизнерадостная. Мы попали в третью волну демографического спада, который начался после Великой Отечественной войны. Был подъем в Брежневскую эпоху, после которого снова начался спад, потому что имелся разрыв в воспроизводстве населения, можно сказать, что не родилось целое поколение. Сейчас идет третья волна демографического спада, и дело тут не в ковиде и даже не в войне 90-х годов. У нас небольшая община, и при этом сохранилась ориентация на двух-трех детей в семье, это количество считается нормой. В то время как, скажем, в Чечне нормой считается 7-8 детей в среднем.
– Ну, это другой вопрос, нужна эффективная государственная социальная политика, ориентированная на поддержание семей, материнства и детства…
– Я несколько раз обращался с предложениями в Правительство, написал программу демографического развития. Ничего особенного, я просто взял все, что было в Советском Союзе – налоги на бездетность, выплата пособий на рождение детей, бесплатное медицинское обслуживание при беременности и т.д. Но никто тогда не отреагировал.
– Что повлияло на Ваше решение оставить научную деятельность?
– Обстоятельства не способствовали развитию науки, началась война и нам надо было как-то объединяться и спасать будущее нации. Я перешел работать в областной комитет партии на короткое время, а потом – всерьез и надолго в информационные структуры. Мы сами их и создавали вместе со Станиславом Кочиевым, с которым еще в Обкоме работали вместе. Но сейчас надо было создавать информационное ведомство, чтобы давать в мир правдивую информацию о том, что происходило в Южной Осетии. Причем максимально оперативно. Другого выхода не было. Станислав Яковлевич человек очень креативный, энергичный, а я спокойный и при этом работоспособный. Такой симбиоз способствовал успеху созданной нами структуры – Информационного комитета. Затем, когда уже формировались государственные органы РЮО, нас позвали в «бункер Тезиева», вот здесь во дворе тогдашнего Верховного совета, и поручили подготовить положение о министерстве. В итоге 28 мая 1992 года было сформировано Министерство информации и печати, а также Министерство обороны и Министерство иностранных дел. Шла война, а мы строили систему государственных органов. И не только. Громыхают снаряды, а Лаврентий Касоев создает Лицей искусств. Город подвергается ежедневном обстрелу, а Мэлс Шавлохов собирает детей и открывает школу национального танца… Все рушится, а мы строим государство, развиваем культуру. Трудно было неимоверно, но внутренне мы верили, что победим.
И эта вера очень важна была. Однажды, в дни войны в августе 2008 года я выбрался к почте, где, как я слышал, можно было зарядить телефон, поскольку больше нигде не было света. Смотрю, идет Нафи Джусойты. Подошел к нему, обнялись. Спрашиваю, почему ты здесь? Он говорит, никому дозвониться не могу, никто не отвечает, вот вышел на разведку. А ведь когда люди видели, что такой человек находится здесь во время войны, да еще и на улице, они понимали, что мы непобедимы.
– Особенности становления информационных органов в 90-х обуславливались тем, что у нас был один враг, и мы были сплоченными, консолидированными. Сейчас такого единства уже нет? Политическая борьба принимает очень нелицеприятный вид, часто это просто дрязги. Нам что, обязательно нужны враги? Ведь еще не все построено, в тех же СМИ еще не все так блестяще, как хотелось бы. И, кстати, почему у нас так мало СМИ?
– Это больной вопрос насчет консолидированности и малочисленности СМИ. Дело в том, что все наши средства массовой информации – государственные, так сложилось. И я считаю, что на определенном этапе это хорошо. Но надо различать полноценные СМИ и безымянных авторов в социальных сетях. Некоторые так сказать публикации просто невозможно читать, после них остается чувство неполноценности нашего общества и обида – за что боролись? Откуда столько ненависти? Ведь на самом деле мы совсем другие люди, с широким кругом общения и со своим местом в этой жизни, мы ходим друг к другу в гости, встречаемся в городе, ходим на похороны и на свадьбы, мы одно общество…
– Почему так происходит? Это веяние времени, когда каждый получил возможность выражать свои мысли, хоть и не очень интересные, посредством соцсетей? Вы были автором первого закона о СМИ, но прошло много времени, многое меняется в мире и в нашей жизни тоже. Почему у нас нет возможности создать независимые СМИ? Конечно, СМИ обязательно отражают чьи-то интересы, но это могут быть и интересы народа. Может быть, при Торезе Кулумбекове было больше свободы слова, или только тогда она и была?
– Дело не в Торезе. Он действительно был человеком демократичным. Как бы к нему ни относились в разных кругах. Независимые СМИ? Сейчас создать негосударственные газеты или телевидение стоит больших денег. А потому сразу возникают вопросы: кто будет тебя финансировать и какие условия предъявит?
– Но можно создать независимое электронное СМИ, потратиться на сайт один раз и потом жить за счет рекламы при небольшом штате. И не надо быть обязательно в оппозиции, отражай себе интересы народа, сколько хочешь, ты же и есть народ.
– Страничка в Фейсбуке или даже целая группа? Инстаграм? Телеграм-канал? Это не СМИ, это временные информационные средства, создаваемые с целью влияния на ситуацию, даже если это самое благодатное влияние. В 90-х годах у нас были прекрасные журналисты, здешние ребята, отлично работавшие. Они очень хотели работать, но потом кому-то из них пришлось уехать, кому-то перебраться в другие сферы. Разве ты сама не работала в «Вестнике»?
– Это был прекрасный период моей жизни! Но говоря о СМИ конца прошлого века, мы подошли к моменту создания агентства «Рес»…
– Я убедил Станислава Кочиева, что нам нужен именно информационный комитет. Набрали людей, потом появились газеты, телевидение, в создании которого мы тоже приняли участие. Постепенно у меня возникла идея создать информационное агентство, такого у нас еще не было. Пришел с этим к Станиславу Яковлевичу, он был пробивной, как таран, выслушал, сам тоже загорелся, и мы отправились к Людвигу Чибирову, тогда еще председателю Верховного совета. Людвиг Алексеевич тоже одобрил идею, но сказал, что в казне нет ни копейки. И это, действительно, была правда. Но мы предложили, чтобы правительство просто приняло решение, а формировать агентство мы будем уже сами – в рамках Информационного комитета, и тогда не будет нагрузки на бюджет. Так и решили, перевели семь человек из Комитета, и мы как бы разделились: Станислав занимался Комитетом, а я параллельно еще и информагентством. А поскольку «Рес» работает по сегодняшний день, значит тогда это было правильное решение.
– Более того, у «Рес»-а скоро знаковый юбилей.
– Не скоро, а вместе со мной. Агентство создалось же не в один день, было много работы, бумажной волокиты… И когда надо было поставить дату учреждения нового СМИ, я решил его совместить со своим днем рождения, чтобы всегда помнить. Так в учредительном документе появилось 2 декабря. Меня, кстати, часто спрашивают, почему было выбрано название «Рес», что это значит. А все до банальности просто. Ресы хох – это гора над Рукским перевалом, которая смотрит и на север, и на юг Осетии, символизируя, таким образом, единение. Ну и кроме того «Рес» можно понимать, как сокращенное от слова Республика.
В итоге, я считаю, что информагентство «Рес» оправдало свое появление, заняло свою нишу и достойно представляет медийное поле нашей страны.
– В свое время Вы способствовали утверждению и газеты «Республика»?
– Это тоже был 1995 год, но только в начале года. Пришел Андрей Кочиев с идеей молодежно-спортивной газеты. Мы уже были знакомы, он публиковался в «Южной Осетии», кроме того выпустил газету «Гол». Идея мне понравилась, поддержал ее и Станислав Яковлевич. Да и Людвиг Алексеевич уже был в курсе этого начинания. Так и появилась у нас новая газета. На тот момент это была «Молодежь Осетии», потом, спустя годы, она стала взрослой, тематика переросла, надо было думать о новой концепции газеты, и тогда она стала «Республикой».
Я сотрудничаю с газетой с первого дня ее создания, считаю ее сотрудников своим коллективом, близким по духу. Концепцию, конечно, когда-то приходится менять. Это бывает связано с современной ситуацией и с историческими реалиями. Современная форма материала исключает агрессивно-однобокую подачу информации, навязывание одной позиции. Было время, когда мы были на передовой линии фронта, буквально в окопах. Новые реалии потребовали немного изменить подходы, сделать ставку на аналитические материалы, вопросы идеологии, истории. С высоты нашего «почтенного» уже возраста – 25 лет для газеты это серьезно – мы можем себе это позволить. Добавлю с гордостью также, что «Республика» – самая читаемая газета и на севере, и на юге Осетии. «Республика» – это бренд. В газете всегда были звезды, есть они и сейчас.
– От «Рес»-а и «Республики» перейдем к еще одному направлению Вашей деятельности. С момента создания Союза журналистов РЮО Вы являетесь его бессменным руководителем. В разные годы работа Союза была заметна, публиковались различные заявления, шла работа с аналогичными организациями других стран. Почему, и это подмечают многие, так малоэффективна стала работа Союза журналистов в последние годы?
– Союз журналистов у нас действительно немного забуксовал, несмотря на близкие товарищеские отношения с северо-осетинским Союзом. Дело в том, что это не такое творческое объединение, как Союзы писателей и художников. Информационная политика – это все же политика, а мы журналисты иностранного государства, нас 156 человек, включая телевидение. Я долго работал в северо-осетинских СМИ собкором по Южной Осетии. Были прекрасные контакты, но сейчас они ограничиваются информацией из «Рес». У нас подписаны договоры с Союзами журналистов и Северной Осетии, и Абхазии. Я встречался в Москве с руководством российского Союза, предложил им проект договора о сотрудничестве, в каком-то объеме сотрудничество имеет место. Словом, нынешнее положение, это временный момент и, надеюсь, наш Союз журналистов скоро снова о себе заявит.
– Поговорим о Вашем обширном круге общения, друзьях, с которыми связана сама эпоха…
– Жизнь сложилась не только из каких-то эпизодов. На моем пути встречались люди, которые делали меня самим собой, потрясали и показывали, что мне делать. Таких было много. Я считаю, что если я состоялся, то за счет этих людей. Вилен Уарзиаты, великий человек, великий историк, ушел в 43 года. Людвиг Чибиров, также большой ученый, которому 88 лет, это совсем другая весовая категория. Сослан Андиев – легендарный чемпион, которому важна была победа, а слава и почет победителя уже на втором месте (помню, как был у него дома, и он свои многочисленные медали выгреб откуда-то из-под дивана, куда их запихнули дети – я тогда поразился, что они не развешаны по стенам). Олег Доев, редактор ГТРК «Алания», с которым нас называли братьями, говорили, что мыпохожи не просто ментально, но и внешне. Он, Олег Баскаев, Руслан Битаров, Володя Гутнов, Ира Таболова – северо-осетинская элита. Они приехали сюда во время войны и заразились «южноосетинством». И здесь у меня есть такие друзья – Мурат Джиоев, Станислав Кочиев… За счет этих людей у меня как-то все и продвигается в жизни, что-то хочется сделать. У меня прекрасная супруга, прекрасные дети… Но друзья – это несколько другая орбита, с которой ты должен считаться.
– Расскажите о Вашей встрече с Владиславом Ардзинба…
– Первая встреча с ним была в 1993 году. В Абхазии шла война и я выехал туда. Точнее вылетел из Владикавказа на вертолете. На борт меня взял наш Инал Остаев, тоже уникальный человек. Он направлялся забирать из Абхазии бесланский отряд. Полетели через море, Инал посадил вертолет в Бабушарах, к нам пришли какие-то военные и мы поехали сначала на похороны одного абхазского бойца, а потом они отправились на фронт, а меня отвезли в пансионат «Черноморец» в Гудаута, где уже жили российские журналисты. Я сразу связался с помощником Ардзинба, но мне сказали, что он никого не принимает. Тогда попросил спросить его еще раз, напомнить, что я из Осетии, и, время спустя, мне назначили время. Русские журналисты, узнав об этом, взмолились, чтобы я забрал их с собой… Было неловко, но поняв, что все может провалиться, поскольку такой толпой нас бы точно не приняли, мне пришлось незаметно вылезти в окно…
Это был обычный двухэтажный дом без охраны. Я зашел к Ардзинба вместе с оператором, которого забрал с абхазского телевидения. Владислав был совершенно спокоен. Хотя это было примерно за три месяца до взятия Сухума. Мы начали разговор. Ардзинба благодарил за помощь, которую оказали наши два отряда. О самой войне говорил достаточно жестко и уверенно. В итоге, вместо положенных десяти минут мы проговорили два часа. Он произвел впечатление лидера, сильного человека. И самое главное, что Ардзинба любили не только представители его клана, а вообще все. Люди понимали, что он взял на себя ответственность за все – за победы и поражения, за потери и гибель соотечественников… В конце интервью я спросил: «Мы еще встретимся»? Он ответил: «Да, обещаю, и это будет в Сухуме»…
Мы встретились еще несколько раз. К примеру, после войны ездили в Абхазию наблюдателями на парламентские выборы. Ардзинба ждал меня и назначил прийти утром рано, пока народ не набежит. В итоге в 8 утра мы встретились, но поговорили немного, и тогда он предложил прийти мне в Центризбирком днем, когда закончатся выборы. Что там творилось!.. Толпы журналистов, и все хотят пробиться к Ардзинба. Вдруг Владислав выглянул из-за дверей и, увидев меня в толпе, помахал рукой: мол, иди сюда. Вся журналистская братия онемела, расступились и пропустили меня. Но интервью не состоялось. Владислав на мою просьбу улыбаясь сказал: «Побойся Бога, только не сегодня, давай завтра, в 8 утра»… Утром он, как и сказал, ждал, и я записал свое второе интервью с Ардзинба. Это был удивительный и харизматичный человек.
– Вы были товарищами с Торезом Кулумбековым, первым главой нашей Республики.
– Торез был своеобразный человек, его не все понимали. Он был старше меня, даже принимал меня в комсомол когда-то. Потом мы вместе оказались в Москве, я учился в аспирантуре, он в Высшей партийной школе, общались там. А потом так сложилось, что нам пришлось работать вместе во время войны. Торез мыслил по-другому, нестандартно, оттого в свое время и советское руководство его не принимало. Но он всегда держался своей линии, был упертый, не шел на поводу ни у кого. Мы со Станиславом Кочиевым его поддерживали. Единственный, кто согласился поехать в Тбилиси забирать его из застенков, был именно он. Я предложил поехать с ним, но он отказал, сказав, что кто-то должен остаться на работе. Понимал, что может не вернуться, хотя все уже и было оговорено.
Торез был убежденный сторонник независимости, и понимал, что посвятил свою жизнь такому опасному делу. Я часто был не согласен с какими-то его мыслями, но мы не спорили, я понимал, что идеология у нас одна, Южная Осетия должна быть независимой, а Осетия должна быть единой, вот эта мысль всегда присутствовала у него.
Безусловно, Торез Кулумбеков является одним из основоположников РЮО. Он взял на себя очень большую ответственность. Его отставка была во многом несправедлива и болезненна. Конечно, то, что ему установили бюст, уже хорошо, нельзя забывать людей, стоявших у истоков государства. Стараниями Петра Гассиева была учреждена и медаль имени Тореза Кулумбекова, она предназначена для награждения тех, кто принимал участие в становлении Республики и кто отличился в развитии парламентаризма Южной Осетии.
– Батрадз Константинович, вот эти графические рисунки на стене в Вашем кабинете похожи на иллюстрации к книге, Вы стали заниматься еще историей и этнографией?
– Я являюсь членом редколлегии трехтомника «Нартиада», который готовится под руководством Людвига Чибирова. Пригласили меня потому, что под моим авторством стали появляться статьи по Нартскому эпосу, в том числе, в «Республике». «Нартиада» – это иллюстрированная энциклопедия, она скоро должна выйти в Северной Осетии, и я в ней – один из авторов, также вхожу в редколлегию. Чем отличаются мои статьи? Они оригинальные, с неожиданными названиями: «Гигиена Нартского эпоса», «Демография эпоса»… Потом, уже в ходе работы под трехтомником, мне стали заказывать конкретные темы. Последняя моя статья была по Царциатæ.
– Мемуары будете писать?
– Моя книга «В нужное время в нужном месте» – это практически мемуары. Но в ней я рассказал только о том, что считаю важным в своей жизни. Обложка у нее простая – одинокое дерево в поле. Правда, никому не нравится, почему-то.
– Очень мощное, высокое дерево. С сильными корнями и пышной кроной. И оно там не просто так. В этом есть смысл, как и в этих постерах на стене («Битлы» переходят свой Abbey Road, сражается с колесом Балсага нарт Сослан)… С юбилеем Вас, Батрадз Константинович, долгих лет, плодотворной работы и неиссякаемой энергии.
Инга Кочиева
↑ Наверх
