В жизни осетин всегда колоссальное значение придавалось понятию «æгъдау» (древний обычай, норма поведения). Для осетина — это целый мир этических, эстетических, морально-нравственных и пр. категорий, создававшийся и совершенствовавшийся в течение веков. «Æгъдау» содержит и представления о правильном поведении, идеалах, красоте, чести, отваге, благородстве, справедливости, образцах человеческой личности и деятельности. Этикет, таким образом, занимает исключительно важное место в культурном феномене «æгъдау».

Прием гостя у кавказских народов — явление очень важное, ответственное и весьма официозное. У осетин гостеприимство занимает особое место во всей системе традиционного общения. Присутствие гостя не только выстраивало сложную систему поведенческих стереотипов вокруг него самого, но и инициировало образцовое, «идеальное» поведение людей принимающей стороны — будь то одна семья или все сельское сообщество.

Гостеприимство в наиболее наглядном, концентрированном выражении представляет особенности этикетных взаимоотношений, системных связей, всех ситуативных коллизий традиционной жизни во всем богатейшем многообразии. Поэтому целесообразно рассматривать гостеприимство в рамках большой семьи и сельской общины (т.е. общества) по отдельности.

Интерес представляет также и воспитательный эффект гостеприимства. Здесь впервые в сферу общественных отношений как активные участники вводятся и мальчики, в обязанности которых входят прием и обслуживание гостя. Обычно мальчики выходили гостям навстречу и помогали им слезать с коней, которых расседлывали и, напоив, гнали в поле. В кунацкой они развешивали по стенам седла, ружья и шашки и потом молча становились у косяка дверей и выжидали того момента, когда кто-нибудь из гостей пожелает выпить воды или выскажет какое-либо другое желание, которое необходимо было упредить, чтобы не вызвать неудовольствия гостя, так как это могло уронить честь семьи. Перед обедом или ужином для гостей каждого мальчика обыкновенно снабжали полотенцем через плечо, давали в руки тарелочку с мылом и в таком виде они следовали в кунацкую, предоставляя гостям возможность вымыть руки перед принятием пищи.

Примечательно, что традиционная система воспитания не подразумевала принципиальных различий в гостеприимстве по сословиям. Такое же неукоснительное подчинение гостям требовалось и от детей алдаров (представителей высших сословий).

Сигнал к окончанию церемониала мальчику мог подать только сам гость, произнося фразу: «Цy ныр!» («Ступай теперь!»). Тогда лишь он мог уйти и спокойно поужинать. Таким образом, мальчиков активно привлекали к исполнению норм общественного этикета.

Теперь рассмотрим гостеприимство в контексте деятельности всей семьи. Тем более, что последовательность и церемониал гостеприимства почти во всей своей архаической первозданности сохранялись вплоть до начала ХХ в. и даже несколько позднее.

Кунацкая в осетинской семье всегда играла весьма важную роль. В отсутствие гостей это помещение отдавалось в распоряжение мужской молодежи, чья забота о гостях была их первейшей обязанностью, изначальными этикетными полномочиями в семье.

В целом же в приеме и обслуживании гостя в определенной обычаем мере участвовали все члены семьи. Внешне это проявлялось даже в способах приветствия: «Если кто-нибудь из гостей входит в дом, то женщины только привстают, а мужчины, встав, кланяются, и сняв шапку, опять садятся по порядку».

С точки зрения традиционного этикета весь церемониал гостеприимства в ракурсе семейных взаимоотношений удачно представлен в воспоминаниях одного из иностранных путешественников, посетивших Осетию в конце XIX века. Уместно привести его описание полностью: «Хозяин встречал меня с обнаженной головой и в большинстве случаев со следующими словами: «Счастье мне и моему дому, что ты оказываешь нам честь принять тебя, согласно нашим нравам и обычаям», с этими словами он наклонялся, складывал на груди руки крестом и ставил правую ногу носком позади левой. «Еще раз счастье мне». После того он вводил меня в комнату мимо горящего в середине огня и подводил к небольшому трехногому стулу, стоявшему как раз напротив двери. Как только я занимал свое место на шатком и низком стуле, хозяин дома снова вставал передо мной и произносил: «Господин, с тобой в мой дом и в наше селение вошла благодать, позволь же нам приступить к чествованию тебя и твоих спутников. Что хочешь ты, чтобы мы зарезали для тебя? Сообщи нам, господин, твое желание, мои сыновья готовы привести его в исполнение». После того, как я давал согласие только на самое необходимое и передавал это через переводчика, удалялись молодые люди, почтительно ожидавшие у дверей. Через некоторое время они появлялись и клали убитое животное передо мной. «Господин, мы выполнили твою волю, жертвенное животное (так рассматривают они предназначенное для пира животное) не издало ни единого крика боли, поэтому позволь нам приступить к изготовлению блюд для пира». У осетин существует прекрасный обычай, чтобы в дни радости животные не испускали криков боли. Затем молодые люди снова берут зарезанное животное, кладут его на толстый, горящий снизу ствол дерева, потрошат его и снимают шкуру. В это время, когда молодые люди занимаются приготовлением мяса, молодые женщины или старшие девочки не бездельничают, но занимаются приготовлением. Молодые люди разрезали своими большими кинжалами мясо. Когда все было готово, хозяин дома снова становился с почтительным видом передо мной и говорил: «Господин! Мои сыновья и дочери приготовили кушанья, скажи, можно ли начинать пир?». Появлялся один из сыновей или слуга дома с кувшином воды и поливал каждому на руки воду для их мытья, второй следовал за ним с полотенцем для вытирания рук, а третий расстилал на коленях присутствующих длинный узкий платок, что-то вроде салфетки. После этого старейшина подходил к котлу, разрезал с помощью своих сыновей своим кинжалом сварившееся мясо и отрезал жареное мясо с вертела. Как только все это надлежащим образом было положено на блюда и разделено по рангу и возрасту между присутствующими, хозяин брал большой рог, наполнял его и, встав передо мной, произносил торжественным голосом следующие слова: «Да будешь ты счастлив за то, что ты пришел к нам и дал нам возможность проявить высшую добродетель — гостеприимство. Пусть счастье и благодать изольются на тебя изобильно из рога изобилия; да вернешься ты к своим здоровым и веселым и да проживешь ты с ними счастливую жизнь, сладко благоухающие цветы любви и уважения да окружат тебя. Еще раз, да будешь ты счастлив». Сперва он выпивал из рога немного в честь хранителя дома, а затем залпом выпивал кубок. После первого тоста каждый из присутствующих по очереди обязан выпить за мое здоровье. Затем во второй раз хозяин берет рог со словами: «Второй тост за твоих в отцовском доме…». Вслед за этим, согласно обычаю, я брал рог, наполнял его и выпивал после того, как переводчик выражал мою благодарность. Следует заметить, что по осетинским обычаям не принято пить за здоровье хозяина. Осетинские обычаи требуют, чтобы в тот момент, когда гость перестает есть, каждый из присутствующих был сыт; считается неприличным есть в присутствии чужеземца. К концу пиршества постепенно наступает тишина, хозяин поднимается и благодарит еще раз гостя за оказанную честь. Снова появляются двое слуг, один с водой, другой с полотенцем, и гости умываются».

Приведенное описание, в котором зафиксированы стереотипы поведения, сопровождавшие церемонию приема гостя, представляет образец взаимоотношений внутри самой семьи, и том числе особенности застолья. Гость в доме провоцирует отточенное поведение по установленному образцу. Гость, несмотря на очень высокий этикетный статус, не занимает самого почетного семейного кресла, принадлежащего главе семейства. Гостю оказываются величайшие почести и полное внимание домочадцев, но он располагается на низком табурете. Из этого может следовать то, что гость, вероятнее всего, молод. Другой важнейший принцип семейного этикета — молодежь ожидала распоряжений старшего «молча» и «у дверей». Прием гостя чужестранца — выдающееся событие, но оно ни в малейшей степени не нарушало правил совместного существования семьи, поведения, а также соответствия определенных зон хадзара представителям определенных возрастов. Акцентированно представлено главенствующее положение хозяина дома — хистара. Это первое, зачастую единственное лицо, имеющее право свободного общения с гостем, хотя и с неукоснительным соблюдением существующих норм «светского» обращения. Перед нами ситуация наглядно подтверждающая абсолютное лидерство хицау в единстве функций, прав и полномочий:

1. Хицау / хистæр, общаясь с гостем, как и в любой ситуации, представлял семью за ее пределами.
2. Распределяя пищу, он символически фиксировал управление в сфере материальных вопросов.
3. Религиозно-жреческие функции хицау были задействованы даже при будничном принятии пищи, не говоря уже о приеме гостя, несомненно, торжественном событии.
4. О личном подчинении членов семьи хистару свидетельствует докладывание ему домочадцев о каждом этапе готовности.

Принять гостя достойно было делом чести каждой семьи. Этикет гостеприимства ставил гостя выше и формально старше всех членов семьи. Полагалось быть очень вежливым и корректным не только в отношении самого гостя, но и кого бы то ни было в его присутствии «При госте не ударь даже собаку», — гласит народная пословица. Семейный этикет во время приема гостя был представлен во всех своих внешних проявлениях. В приеме гостя заняты были все, но в зависимости от пола и возраста: женщины готовили пищу, юноши участвовали в самом церемониале, однако в низшем ранге, т.е. услужении. Даже взрослые мужчины общались с гостем в соответствии со своим статусом в системе возрастной иерархии.

Правила гостеприимства, как уже указывалось, являются важнейшим явлением не только семейного, но и общественного этикета. Отношения, задействованные вокруг гостя в этом случае, безусловно, более масштабны. Это тот случай, когда прием гостя выходил из уровня какой-либо семьи. Принимающей стороной считалось все сельское сообщество.

Существовали, тем не менее, нюансы в форме приема гостей: «обычного» гостя встречала высланная к нему молодежь, «почетного» же (либо прибывшего издалека, либо героя, либо прославленного добрыми делами) — представители всего сообщества: «Подъехал Арахдзау к дому, где собрались нарты. Выбежали они все ему навстречу: «Здоровым к нам прибывай, гость наш из дальней страны». Только потом молодежь приступала к исполнению своих обязанностей: «…вот приняли младшие его оружие» и т.д. Любопытно, что поведение гостя тоже имело варианты в зависимости от его собственных данных, пеший входил в кунацкую сам и уже там принимал почести гостя, а «если гость верхом, он слезал у ворот после приглашения, до приглашения считалось неприличным слезать, если гость незнакомый или не родственник хозяину». Примером общественного гостеприимства может служить ситуация, когда гостя принимали во время пира в доме, собравшем все мужское общество.

Характерно, что после приветствий и усаживания молодой гость занимал место, положенное ему по возрасту. По возрасту получал и почетную долю — «хай», вместе с почетным бокалом «нуазæн», для чего старший подзывал его к себе. «Поднял сын Хиза турий рог одной рукой, а в другую руку, взяв большой почетный кусок, — воловье бедро (почетный в отношении младшего) и сказал Сослану: «Ведь у нас там ниже всех (т.е. младше всех) сидит гость наш. Позови-ка его сюда, я поднесу ему эту чашу… Ты гость, и вот тебе от меня почетное подношение».

Реакция молодого гостя на оказываемые ему знаки внимания также должна была подчиняться определенным правилам. «До самого дна осушил чашу удалой Арахдзау и точно волк, до самой кости обглодал он все мясо с бедра. После этого поблагодарил и вернулся на свое место». Указание на то, что гость, герой эпоса «обглодал» мясо, поданное ему в качестве почетной, «гостевой» доли передает одно из требований, предъявляемых к поведению молодого гостя. Тем самым он мог демонстративно выразить свое уважение лицу, подавшему ему почетную долю, и в целом чествующему его сообществу. Во всех прочих ситуациях поспешность в еде, любое другое проявление чувства голода были недопустимы. Пожилому гостю почетную, приличествующую его возрасту и статусу долю — «хай», со всеми почестями подносили к месту, которое он занимал.

Вообще, что касается почетных гостей более старшего возраста, в качестве особого уважения им предлагалось символически разделить пищу: «…когда начинается еда, хозяин подносит барана сперва гостю, а тот передает первому сидящему подле него, который, отрезав кусок, остальное передает соседу».

Соблюдение данного правила было особенно важным в отношении пожилого гостя, ему предлагалось разделить уже ритуальную пищу, каковой считалась голова жертвенного животного: «…хозяин представляет гостю на отдельном блюде вареную баранью голову, блюдо помещается так, чтобы морда была обращена к гостю и если он знает обхождение и хочет сделать удовольствие хозяину, должен взять голову, отрезать уши и подать их хозяйским детям, которые всегда стоят подле стола. Потом он кушает часть, отрезанную позади уха со щек, возвращает блюдо тому, кто его поставил, а мясо разделяет на куски и чествует им всех присутствующих». Таким образом, блок застольного этикета цикла гостеприимства характеризовался воздаванием наибольших почестей гостю в рамках его возрастных полномочий.

Многочисленные русские и иностранные путешественники и исследователи отмечали, что по при езде гостя начинались угощения «смотря по назначению приехавшего, с приглашением соседей и родных». Значение гостя, как уже указывалось, определялось по таким критериям, как его возраст, личный авторитет, а также дальность пути, особенно последнее, чему отдавался заметный приоритет в почестях. Конный путешествующий, особенно издалека, именовался «бæлццон» и считался «престижным» гостем.

В случае приезда гостя, по всем критериям «почетного», устраивался настоящий общинный праздник. Если в семейном приеме гостя высшим проявлением почета было усаживание его одного, когда «все мужчины и женщины стоя угощают его», то в случае общинного приема, когда принимающей стороной является не одна какая-либо семья, а все сельское сообщество, подсаживание хозяина (если он старик) и двух почетных старцев к гостю символизировало изъявление особого к нему почтения.

Этикетный цикл гостеприимства — явление многосоставное, где общее застолье в честь гостя не было единственным и главным действом, тем более, что застолье-пиршество организовывалось в честь старших почетных гостей. В случае приезда гостя молодого его угощали одного, а участие сообщества выражало присутствие соседской молодежи в парадной одежде: «Сыновья соседей, ровесники Габо входят и становятся у стены в полном вооружении, с папахой на голове. Так они приветствуют гостя». Приведенный отрывок — эпизод приема в осетинском доме гостя издалека, значит почетного. Поэтому лицом, официально принимающим гостя («фысымом») является не пригласивший его юноша, а сам хозяин дома, который и ведет беседу. Общество же обозначено представительством ровесников гостя, занимающих обычное для них место «у стены», т.е. неподалеку от входной двери. Молодежь не вступает в разговор в присутствии старшего, стоит неподвижно, исполняя приличествующий ей возрастной этикетный комплекс так называемого младшинства — «кæстæриуæг». Функция обслуживания гостя предполагала определенные требования к внешнему виду: «Габо будет прислуживать вместе с Магометом, который также надел черкеску и сапоги». В отличие от своих ровесников, облаченных полностью, для обслуживающего исключен головной убор: «Воспитанник снял шапку и стал прислуживать гостям».

Сельское сообщество воздавало наивысшие почести «дальним» гостям в рамках традиционно принятой системы возрастного соподчинения. Если для пожилых устраивался общественный пир — застолье, то для молодежи добрачного возраста после угощения следовали игрища, позднее — общественные танцы: «Габо предложил Саиду пойти к соседу, где уже собралась молодежь, чтобы танцевать».

По поводу приезда гостей-иноземцев зрелого возраста в доме «фысыма» собиралось общество всех возрастных групп. «Около нас собрались жители деревни. Едва мы вошли и стали выгружать наши переметные сумы, как уже комната наполнилась народом. Один ветхий старик сел рядом с нами на скамью, а все, кто помоложе, выстроились вдоль стен, образуя как бы античный хор», — передавал один из путешественников.

Обществом исполнялись и прочие, т.е. не застольные, звенья цикла гостеприимства, в восприятии носителей другой культуры даже несколько казуалистические: «…почти ежедневно, когда я лежал в постели, около меня неизменно появлялся, кто-нибудь из соседей и начинал мне рассказывать разные сказания или просто вел беседу о чем-нибудь до тех пор, пока я не засыпал под звуки их рассказа. Я тогда еще не знал об обычае усыплять таким образом уважаемых гостей, и, должно быть, мои «усыпители» внутренне бывали не довольны мною, когда я в адских муках насильственного бодрствования заставлял своего рассказчика долго сидеть возле себя».

Важным звеном этикета гостеприимства был отъезд гостя, его проводы. Один из представителей «фысымов» (хозяев) снимал шапку, поднимал «нуазæн» (почетный бокал) и произносил прощальное слово. Этот ритуал был описан одним из исследователей в следующей последовательности: «Затем следуют пожелания здоровья всем членам семьи… чуть ли не до десятого колена, пожелания счастливого пути и благословения всяких Дзуаров Уастырджи,Уацилла и Рекома. Все присутствующие обнажают головы и повторяют «оммен». Затем наливают следующему по иерархической лестнице». В этой ситуации круговая чаша символизировала единство общины в исполнении цикла гостеприимства. Заключительный его этап предъявлял определенные требования и к поведению гостя: «Садясь на коня после прощального стакана и всяких пожеланий, я, не зная того, нарушил важное правило осетинского этикета. Я подошел сам к коню и просил подержать его. Уже за пределами аула я узнал, что гость должен ждать, чтобы ему подвели коня и подержали стремя. Притом излишняя поспешность может обидеть хозяев».

Гостеприимство — значительный сюжет осетинского этикета. Тщательное исполнение всех требований, их разнообразие и эстетика церемониала позволяют утверждать, что форма обращения хозяина-осетина с гостем и гостя с остальными членами семейства, — по словам одного из европейских путешественников, — «совершенно аристократическая даже у простых мужиков».

А.Х. Хадикова, «Осетинский этикет».

Наверх