На протяжении тысячелетий религиозные верования стремились удовлетворить духовные потребности как целого общества, так и отдельных его представителей.
В то же время верования и обычаи несут в себе интегрирующую функцию, являясь фактором, укрепляющим и поддерживающим существующую систему социальных отношений, способствуют сохранению традиций и обычаев этноса. Религиозные идеи обеспечивают стабильность общей психологической жизни как целого этноса, так и отдельных его представителей. Связанный общностью религиозных идей и обычаев, этнос становится более устойчивым и во внутреннем отношении, и во внешнем плане. Такую устойчивость осетинской этнической общности придает идея поклонения Уастырджи — одному из самых почитаемых и влиятельных фигур осетинского религиозного пантеона.
В своей статье мы предлагаем свою интерпретацию происхождения и функциональной нагрузки образа Уастырджи.
Исследовав материалы общественной жизни и религии осетин, мы пришли к выводу, что идея образа Уастырджи была порождена в сознании представителей осетинского этноса, как следствие обрядов, систем возрастных переходов их предков. Одним из этих обрядов являлся обряд Инициаций — распространённая в родовом обществе система обычаев, связанная с переводом юношей и девушек в возрастной класс взрослых мужчин и женщин.
Для раскрытия символики образа Уастырджи мы использовали не только источники по истории Осетии, но и обратились к религиозным верованиям современных народов Австралии, Африки и др. Ведь, по мнению В. И. Абаева, «… если мы будем рассматривать памятники народной культуры, как унаследованную от прошлого модель, то мы должны привлекать для их толкования любые подходящие материалы без ограничения пространства и эпохи, сравнивать с родственными явлениями любых времен, любых народов, любых общественных формаций, пока не дойдем до исходных простейших структур, до прототипов».
Изучив религиозные верования аборигенных народов, ученые установили, что при всех огромных различиях в образе жизни, для народов этих регионов характерно и нечто общее: в первую очередь — это комплекс раннерелигиозных представлений, который появляется у самых различных народов и в разное время, как следствие проецирования вовне психологических процессов, протекающих в сознании представителей народа.
Так, проецированием вовне внутреннего состояния человека, как и у многих народов, стало порождение в сознании представителей осетинского этноса архетипного образа духа инициаций.
Во многих сюжетах осетинского национального эпоса и фольклора Уастырджи является виновником смерти одного из членов семьи, которую он удостаивает своим посещением. Но как дух инициаций он, в каждом случае, воскрешает их из мертвых: «Войлочной плетью хлестнул умершую, и женщина стала в семь раз краше, чем была». В большинстве случаев Уастырджи «убивает» детей героев и за определенное вознаграждение или за благородные черты характера, которые сумел сохранить герой во время выпавших на долю испытаний, Уастырджи «оживляет» ребенка: «… Я не только возвращаю тебе умершего твоего сына, но также даю тебе состояние двух твоих братьев». В другой интерпретации этого же рассказа есть момент, когда жена младшего брата приглашает Уастырджи зайти к ним в гости во время отсутствия хозяина дома. И Уастырджи, несмотря на осетинский обычай, по которому нельзя входить в дом при отсутствии хозяина, воспользовался приглашением. Можно сказать, что этот факт явился следствием слабости Уастырджи к женскому полу.
В связи с этим нам кажется, что приход Уастырджи в гости не акт попрания морали, а символическое изображение обряда инициаций. Поэтому его приход в дом сопровождается «смертью» ребенка, и как неотъемлемая часть, которая присуща духу инициаций, вскоре происходит «воскрешение ребенка».
Подобно Уастырджи ведет себя и один из богов индуизма — Шива. В отсутствие Шивы Провати сделала фигуру мальчика и вдохнула в него жизнь. Когда Шива вернулся, дома был один только мальчик, который «преградил ему путь», и Шива в гневе отрубил ему голову. Когда Провати появилась перед домом, она увидела тело и сказала Шиве, что считает мальчика своим сыном. Шива пообещал ей вернуть голову на место. Явление смерти и оживление, характерные для духа инициаций, вызванные появлением Уастырджи, проиллюстрировал Дж. Шанаев: «Потом Уастырджи просил указать ему место похорон сына и жены Маргуца. Они отправились к могильникам. Уаcтырджи велел выкопать трупы, намазал их таким лекарством, которое воскрешало мертвых, и они воскресли». Таким образом, «встречи» с Уастырджи обязательно сопровождались смертью и последующим воскрешением кого-либо. Эти функции у большинства народов мира были возложены на патрона обрядов систем инициаций, который «убивал» и помогал «возвращаться к жизни». У племен Вангибон в новом Южном Уэльсе каждому юноше во время обрядов инициаций встречается мифологическое существо Туремлин, который отводит юношу на некоторое расстояние и «убивает» его, после чего «воскрешает».
Наша гипотеза становится более весомой при рассмотрении сроков проведения праздника в честь Уастырджи. Этот праздник осетины отмечают в течение последней недели ноября, и называется он Уастырджыйы къуыри («неделя Уастырджи»). Традиционно к этому периоду приурочивалась организация свадебных церемоний. Объяснялось это тем, что к Уастырджы — йы къуыри заканчивались работы по сбору урожая, который впоследствии использовали для приготовления угощений к свадебному столу… Можно согласиться с тем, что излишек продуктов после сбора осеннего урожая использовали для нужд свадеб, и лишь, поэтому свадьбы проводились в это время. Но, в связи с этим, возникает вопрос, на который трудно найти разумный ответ: почему после завершения сельскохозяйственных работ отмечают праздник в честь Уастырджи — «Бога воинов и покровителя путников», а не организуют праздник в честь «Бога урожая», которого надо поблагодарить за помощь и покровительство? Для чего после окончания осенних работ благодарить Бога, «который делает из «мальчика мужчину», не лучше ли сказать спасибо тому Богу, который из зерна взрастил пшеницу? Никакой взаимосвязи между окончанием сбора урожая, проведением свадеб и организацией праздника в честь «Бога воинов и покровителя путников» в предложенном виде не представляется возможным сделать. Но, изменив одно звено вышеизложенной последовательности, с использованием нашей гипотезы, мы сможем нарисовать вполне рациональную последовательность взаимосвязи событий: окончание сбора урожая — инициирует проведение свадеб, которые в свою очередь инициируют праздники в честь Уастырджи, который не «Бог воинов и покровитель путников», а мифологический дух инициаций, делающий из «мальчика мужчину» в прямом смысле этих слов. Ведь ночь с понедельника на вторник в период Уастырджыйы къуыри назывался «хыз иcæн xcæв» («ночь снятия вуали») и, именно в эту ночь «мальчик» становился «мужчиной», т. к. происходила первая интимная встреча новобрачных, во время которой юноша совершал символическое разрезание корсета из кожи, в которую зашивали девушку с восьмилетнего возраста. С этой ночи юноша начинал исполнять новую социальную роль мужчины. И именно переход этого «порога» между психологически и социально совершенно разными ролями, которые человек исполняет в обществе — является сущностью обрядов инициаций. Следствия этих обрядов сохранились и до начала ХХ в., в описаниях родового строя Южной Осетии М. Косвеном упоминается что «… супругам дозволено было иметь постоянное общее ложе только два месяца в году: ноябрь, декабрь. В остальное время супруги должны были скрывать свои отношения». С 15 ноября до 1 декабря осетины Кударского и Мамисонского ущелий совершают «с особым торжеством» праздник Вашкирки. Эти две недели исключительно они посвящают обручениям и свадьбам. Свадьбы, совершаемые в эти две недели, пользуются особым одобрением в народе.
Измененная форма обряда, в которой отношение к Уастырджи как к духу инициаций, сохранилась и в современном обрядовом церемониале праздника Уастырджыйы къуыри. Но с изменением названия ночи с понедельника на вторник недели Уастырджи: «хыз исæн хсæв» сменил «лæгты ‘хсæв» («ночь мужчин»), и изменением ритуалов, проводимых этой ночью смысловая нагрузка обряда «делание из мальчика мужчины» не изменилась: «Лæгдых цы уæм, лæггуырдтæ нæм бирæ цы уа!» («Чтоб мы были сильны, и, чтоб больше мужчин рождалось у нас»). В период лæгты ‘хсæв приносится наибольшее количество жертв для Уастырджи.
Уастырджи не мог быть лишь богом воинов, потому что в осетинском обществе с древнейших времен наряду с воинами существовали жреческие, а позднее земледельческие социальные институты. А как же быть населению, которое входило в другие социальные слои? Почему Уастырджи не был их Богом — покровителем? Ещё одна версия образа Уастырджи в упрощенном и переработанном широкими массами виде вышла на передний план в образе покровителя путников. Такое видоизменение, по нашему мнению, произошло для того, чтобы продолжать развиваться в соответствии с потребностями этноса на новом этапе исторического развития. К примеру: на современном этапе исторического развития делаются попытки отождествить образ Уастырджи с христианским св. Георгием. Но образ Уастырджи составляет всю ту же ипостась древнего, чуть модифицированного образа духа инициаций, который обрел новую жизнь в рамках заново складывающейся религиозной идеологии.
Создание нового посткризисного человека подразумевает и обращение к Уастырджи: — «Пусть Уастырджи — покровитель порога, укрепит наши пороги, сделает светлым наш путь — да будет такое счастье». Обыденное сознание отождествляет термин «порог» («къæ-cæp») с пространством у входа в помещение. Но этот термин также означает и границу между определенными состояниями, качественно отличающимися друг от друга. А словосочетание «переступить порог» или «перейти порог» означает переход из одного состояния в другое, в данном случае — переход мальчика в статус мужчины. И как следствие этого мы можем изменить отрывок из молитвы и придать ему не противоречащую первоначальному смыслу форму: — «Пусть Уастырджи — дух Инициаций, укрепит переход через порог при превращении мальчика в мужчину, осветит (ослабит) психологический кризис, который возникает при этом переходе!».
Для подтверждения этой мысли обратимся еще к одному отрывку из молитвы отца семейства:
«Табу тебе, сыгьзæрин фестинаг, Уастырджы, слава тебе! Опекай моих младших в пути, и в жизни!
Пожелай им прямой дороги!
Чтоб они в здравии достигли своего порога!»
Из контекста данной молитвы изымалось выражение «опекай в пути», и образу Уастырджи приписывали функции покровителя путников.
Подтверждает гипотезу о том, что образ Уастырджи несет в себе черты, свойственные духу инициаций, и следующий факт. В обществах с развитой формой систем инициаций появляются тайные мужские союзы, которые служат сохранению племенных традиций у индейцев Северной Америки, выполняют роль примитивной государственной власти у народов Западной Африки. Что интересно, эти союзы полностью или частично отсутствуют в обществах, где наблюдаются пережитки материнского рода — народы севера России и Поволжья, и появляются при сильном патриархально-родовом обществе. А осетинское общество, являясь примером сильной патриархально-родовой организации, должно, таким образом, иметь в структуре общественной жизни черты тайных мужских союзов. Эти черты нагляднее всего прослеживаются в функциях осетинского Ныхаса — органа упорядочения вопросов общественной жизни, а связи Ныхаса, как признака мужского союза, который исполняет функции мужского или общинного дома, и Уастырджи — духа инициаций, мы можем проследить, рассмотрев молитву, обращенную к Уастырджы Ныхаса:
«Уастырджы Ныхаса, ты восседаешь на границе между горами и равниной. Так не обдели путников, преступивших эту границу, фарном гор и равнин.
Уастырджы Ныхаса, одари наших младших даром слова, чтоб они не безмолвствовали там, где нужно молвить слово и чтоб в слове этом был фарн!»
Эта молитва представляется нам как форма обращения руководителя обрядов посвящения к покровителю мужского союза духу инициаций Уастырджи, так как только после прохождения обряда инициации — свадьбы, меняется социальная роль, которую начнут исполнять неофиты: их социальное положение станет выше, что позволит им принимать участие в деятельности Ныхаса, где к их мнениям, которые станут «весомее», начнут прислушиваться. Г.Чиковани подтверждает мысль о том, что Ныхас является местом воспитания молодого поколения и обучения его основам осетинского этикета — «ирон æгьдау». Тем же функциям служат общинные дома в Ялгунде Западной Тропической Африке и мужские дома в Гане (Меланезии).
Эти материалы подтверждают, что Ныхас и Уастырджы взаимосвязаны, являясь в осетинской общественной жизни отражением обрядов инициаций, и в симбиозе выполняют функции приобщения подрастающего поколения к новому социальному статусу и обучения его правилам сосуществования в этнической среде.
Чтобы сделать нашу гипотезу еще весомее, мы снова воспользуемся методом аналогий, но на этот раз коснемся отношений мужских союзов, в рамках которых проходят обряды инициаций и женской части населения. Мужские союзы были направлены в своих действиях против женской части населения: у меланезийских народов женщины не допускались к предметам культа обрядов посвящения, греческие мужчины устраивали национальные игры в рощах, где не имели право присутствовать женщины, Г. Чиковани так описывает взаимоотношения Ныхаса и женщин: «Осетинский Ныхас представляет собой только собрание мужчин — женщины не имеют права доступа и принятия в нем участия, в каком бы возрасте или положении они ни находились». Идентичность аналогий в данном случае не должна вызывать сомнений.
Таким образом, сравнив материалы осетинской обрядовой практики с материалами общественной и религиозной жизни «естественных народов», у которых преобладают патриархально-родовые отношения, мы пришли к выводу, что осетинский Ныхас выполнял роль мужского или общинного дома, а праздник Лæгты ‘xcæв является претерпевшим изменения собранием тайного мужского союза, в рамках которого проводились обряды инициации.
А если Ныхас и Лæгты ‘xcæв — это пережитки деятельности мужских союзов, где Лæгты ‘xcæв отмечается в дни почитания Уастырджи, который является символом перерождения «мальчика в мужчину», символизирует того, «кто роднит и сближает», если в обоих случаях наблюдается отрицательное отношение к представителям противоположного пола: в первом случае они не допускались к участию в работе Ныхаса, а во втором — для них табуировалось произнесение имени Уаcтырджи, то можно сказать, что наша гипотеза не беспочвенна, так как все вышеперечисленные признаки сопутствуют образу духа инициаций, порожденному системами обрядов возрастных переходов. В осетинской религиозной системе функции духа инициаций, согласно нашему исследованию, выполнял образ Уаcтырджи.
Итак, поклонение образу Уаcтырджи, как форме выражения национального воплощения общемирового архетипа духа инициаций, является не только воплощением национального чувства и настроения, но и раскрывает установку психологической жизни представителей осетинского этноса и представляет собой форму ценностей. Потребности, через которую осуществлялось воздействие важнейших социально-экономических и культурно-идеологических аспектов на психологический склад нации — на национальное самосознание.
И. САНАКОЕВ, научный сотрудник ЮОНИИ
↑ Наверх
