«Кто не помнит своего прошлого, обречен пережить его снова», – американский философ и писатель Д. Сантаян.
Сегодня в Южной Осетии впервые широкомасштабно отмечают памятную дату 20 июня – День памяти жертв геноцида осетинского народа со стороны Грузии. Немало сил было предпринято советской Грузией, чтобы трагические события 1920 года народ Осетии предал забвению. Прошло столетие. Но историческая память народа жива, и мы не раз публиковали свидетельствовавшие об этом материалы – воспоминания потомков людей, переживших геноцид.
О силе материнской любви и трагической судьбе своих близких, переживших немыслимые испытания, нам рассказала начальник отдела пресс-службы Президента и Правительства Тамара Дзудцова.
«Когда Ной Жордания начал бесчеловечную операцию, мои бабушка и дедушка по материнской линии Ксения Ханикаева и Михаил Кулумбегов жили в селении Кларс. На тот момент у них уже было трое детей: старшая дочка Ева, Тамара и гордость родителей, продолжатель семейного рода, пятилетний сын Георгий», — начала повествование собеседница.
В начале июня 1920 г. по всей Осетии прокатилась молва, что грузинские фашисты поднимают осетин с родных мест, жгут села, жестоко и беспощадно убивают не только мужчин, но и женщин, стариков, детей. Весть о жестоких карательных мерах по отношению ко всем представителям осетинского этноса дошла до Кларса, и семейство Кулумбегова, наряду с тысячами других семей, было вынуждено собраться в тяжелую дорогу, на север.
«Михаил Кулумбегов тогда заведовал лесными угодьями Юж-ной Осетии, был в должности главного лесничего, и часто по необходимости ездил в Тбилиси. Когда правительство Грузии приняло решение путем физического истребления решить осетинский вопрос и очистить югоосетинскую территорию от местного населения, дедушка опять-таки по работе находился в Тбилиси. Дед не успел выехать обратно в родное село, в Грузии его арестовали. Кулумбегов был грамотным человеком, что тогда было редкостью среди населения юга Осетии, он писал и читал как на осетинском, так и на грузинском и русском. В свое время дедушка окончил Тбилисскую гимназию. Его арестовали без всякой причины, «грамотный осетин, пусть посидит пока в застенках, а там разберемся с ним». В тюрьме он сильно переживал за семью, так как не владел информацией — успели ли они бежать от агрессоров», — отметила Тамара Дзудцова.
Ксения Ханикаева не знала, что супруга арестовали в Тбилиси, но прекрасно понимала — оставаться в селе нельзя. Без главы семейства она собрала необходимое в дорогу и с детьми примкнула к огромной колонне беженцев. Помимо трех своих детей она воспитывала двух подростков — сирот, племянников супруга Резо и Садула Кулумбеговых, которых полюбила как родных сыновей.
«Как известно, когда беженцы пересекали перевал, поднялась эпидемия холеры, и, заразившись страшной болезнью, многие скончались в пути. Бабушка решила избежать этой участи для своих детей и старалась держаться немного поодаль от основного потока людей, но, к сожалению, ее не миновал тяжелый удел. Младший сын Георгий заболел тифом. Ослабший организм и тяжелые условия сделали свое черное дело, и буквально за считанные часы ребенок угас. Не сложно представить состояние матери, которую постигла такая беда. Отчаяние, страх за других детей буквально захлестнули бедную, обезумевшую от горя женщину. Бабушку уговаривали, похоронить сына по дороге, как делали остальные беженцы. Мужчины даже предложили выкопать небольшую могилку прямо в скале, но бабушка наотрез отказалась. Ксения сказала, что лесные звери найдут его и раскопают, а тело единственного сына она не отдаст на растерзание», — продолжила горький рассказ Дзудцова.
Материнское сердце способно на всё ради своего дитя, даже после его смерти. Ксения в своих объятиях пронесла холодное тело сына от перевала до селения Эльхотово Северной Осетии.
«В Эльхотово она похоронила своего мальчика. Но за несколько дней, пока длился переход, цветущая, славящаяся своей красотой молодая женщина, превратилась в убитую горем седую старуху, а ведь ей не исполнилось еще и тридцати. В Эльхотово у семьи жили дальние родственники, и Ксения с детьми и родственниками мужа остановилась у них. К тому времени грузины не смогли ничего предъявить деду, и он вышел на свободу. Еще в тюрьме Михаил Иванович знал, что люди массово поднимаются с родных мест, и, оставив свое жилье, имущество, спасаются от грузинских карателей. Ему сообщили, где находятся его близкие, и он приехал в поисках семьи в Северную Осетию», — продолжила Дзудцова.
Михаил Кулумбегов, не зная где именно живут родственники, шел по селу и расспрашивал попадавших на пути сельчан. В очередной раз он остановил седоволосую женщину в платке, и извинившись, поинтересовался, не знает ли она, где остановилась семья Кулумбеговых, беженцев из Южной Осетии. Женщина подняла на него потухшие глаза и спросила: «Ты не узнаешь меня? Я Ксения, жена…».
«Дедушка не узнал супругу, настолько сильно изменила Ксению страшная трагедия, которую ей пришлось пережить. Спустя время, после того как в Южной Осетии укрепилась советская власть, бабушка и дедушка вернулись на родину. После произошедшего у бабушки родились еще трое детей, но эти события она не забывала никогда, точно так же, как не забывали их и другие мои родственники. Дело в том, что пока семья Кулумбеговых находилась в Эльхотово, был страшный голод, людям не хватало пищи, и множество беженцев, особенно молодые и здоровые ребята уходили на заработки в Кабардино-Балкарию. И племянники Михаила, которых Ксения вырастила как родных сыновей, тоже решили подзаработать, и ушли в сторону Кабардино-Балкарии. Там они и пропали без вести. Моя бабушка до конца жизни оплакивала их, и никогда больше не сняла черных одеяний», — с горечью вспоминает рассказы старших Дзудцова.
По словам нашей собеседницы, эта трагедия осталась зияющей раной в сердце матери до конца жизни. Гибель своего малолетнего ребенка и двух приемных сыновей она переживала ежедневно.
Вернувшись в Южную Осетию, семья Кулумбеговых поселилась в селении Ванат, где с осетинами жили и грузины. Ксения не спала ночами, втихаря оплакивая своих детей. Боль в материнском сердце была настолько глубокой и огромной, что она никогда не выходила из дома, не общалась с соседями. Несмотря на то, что Ксения понимала грузинский язык, пережитое из-за грузинских фашистов горе никогда не позволило ей даже вскользь проронить грузинское слово. Она проклинала до конца жизни организаторов карательной экспедиции и тех, кто учинил эту бойню.
«Последующая жизнь в едином геополитическом пространстве, так или иначе, поспособствовала налаживанию взаимоотношений грузин и осетин. Рядом с моими дедушкой и бабушкой жила семья Цицилошвили, которая долгие годы после смерти бабушки, а ушла она рано, в 52 года, ухаживала за ее могилой в селе Ванат. Пусть эта история, ставшая для моих близких большой, незаживающей раной, послужит укором для нынешней воинствующей власти Грузии, и уроком для последующих поколений.
О совершенном в отношении моего народа преступлении, надо помнить не для того, чтобы мстить, а для того, чтобы страна, повинная в убиении бесчисленного количества мирных людей, и в вынужденном массовом переселении южных осетин, осознала содеянное ею преступление. Если мы забудем эту страшную страницу нашей истории, то никто не даст гарантий, что она не повторится в будущем», — заключила Тамара Дзудцова.
Мадина Бязрова, газета «Южная Осетия»
↑ Наверх
