Почти сто лет назад, гонимые притеснениями Махарбек Туганов и Борис Галати пересекли Кавказский хребет и обосновались на юге Осетии. Рожденные и выросшие на севере, им было суждено полноценно проявить себя именно на юге, подняв национальные живопись и музыку на новый уровень и вписать свои имена золотыми буквами в историю народа.
Спустя многие десятилетия, на подобный шаг отважился и 29-летний Заур Демеев, участник нашумевшего ансамбля аутентичного песнопения «Къона», о распаде которого мы как раз писали в предыдущем номере. Пройдя натоптанный предшественниками путь, мастер по изготовлению древних национальных инструментов хочет основать в южной столице Алании школу обучения игры на национальных инструментах и центр по их изготовлению. С энтузиастом из севера, уверенного, что юг более благоприятное место для реализации его целей, мы встретились на второй день его пребывания здесь. Надо сказать, что Заура уже успело взять под свою опеку Министерство культуры РЮО – ему было выделено жилье в общежитии, а в здании Художественного училища предоставлена комната для занятий, куда пока сбегаются учащиеся данного образовательного учреждения, чтобы хотя бы просто подержать дала-фæндыр, лалым-фæндыр и другие инструменты в руках. Руководство Худучилища связывает реализацию планов Заура Демеева с обещанием властей в следующем году восстановить цех керамики и там же устроить мастерскую для изготовления древних национальных инструментов. Ну а пока сам романтик-энтузиаст, музыкант, член команды «Къона» Заур Демеев в своем интервью газете «Республика» рассказал о фолк-группе «Къона», Сослане Моуравове, музыкальной культуре осетин, своей первой встрече с Южной Осетией и далеко идущих планах и причинах, побудивших его приехать на юг.
– Как вообще получилось, что Вы в свои 29 лет оставили привычный круг друзей, семью, республику, где родились и выросли, и приехали в Южную Осетию, откуда молодежь, наоборот, выезжает искать новые возможности и перспективы за Кавказский хребет?
– Во-первых, юг нашей Родины мне близок, мои предки выходцы из Южной Осетии – близ селения Рук было село Демеевых. Но еще до начала Великой Отечественной войныпо программе переселения горцев на равнину, мой дед покинул родное село и перебрался на север, обосновавшисьв селении Тарское Пригородного района. Там я и родился. В 90-х годах в составе миротворческого батальона в Южной Осетии, кстати, служил мой отец. Он и его братья, а также дед, который вообще был кладезю и знатоком традиций, обычаев, часто рассказывали об исторической родине, о селении Демеевых на юге. Повзрослев я побывал в той деревне – здесь уже никто не живет, население давно покинуло те края, но там безумно здорово.
Что касается нынешнего решения приехать… Это не происходит спонтанно, в одночасье. Я не проснулся, скажем, утром от того, что нужно ехать на юг Осетии. Но, сегодня, я уверен, что для реализации намеченных планов лучшее место – это Южная Осетия. Мне очень хочется, чтобы дети играли на национальных инструментах. И я убежден, что главное не огромный багаж знаний, а умение и желание делиться им. Лучше уж дарить то малое, чем обладаешь, привить любовь молодому поколению, заинтересовать их, а уже они, в свою очередь, это приумножат. Я сам буду учить играть и изготавливать инструменты, есть знакомые, которые помогут. Из пятидесяти один выучится до того, что сотворит лучший в мире музыкальный инструмент, я верю в это. Осетия богата талантами. И чем больше будет задействовано людей, играющих на музыкальных инструментах, изобретающих их, тем совершеннее будет итог.
Сам я около двух лет уже, к сожалению, не занимался инструментами. Цех, где мы работали, теперь принадлежит другим. Конечно, я тоже уже успел обогатить нашу сокровищницу музыкальных национальных инструментов, но основной фонд создал, конечно же, Сослан Моуравов. И я ощущал себя виноватым перед памятью учителя и друга, на меня давит груз ответственности перед ним. Я должен воспитать хотя бы одного преданного этому делу мастера. Нельзя, чтобы это направление простаивало. И потому чувствую эту ответственность… Большая часть того, что я знаю – это навыки, переданные мне Сосланом, и я им как временное пристанище, нужно дополнить и передать дальше. Чтобы музыкальная культура жила и развивалась. Поэтому сегодня я в Цхинвале.
– Вы окончили университет и магистратуру по специальности физик-математик, как в жизни технаря появилась музыка?
– Лет семь назад,в один из судьбоносных дней, жизнь свела меня сСосланомМоуравовым.Он пригласил меня, и я оказался у него в мастерской, где повсюду были национальные инструменты, большинство из которых я если и видел, то только в книгах.Было ощущение, что человек перешагнул через какой-то виртуальный порог времени… До этого моя учительница Зема Агнаева учила основам игры на дала-фæндыре, но поскольку самого инструмента не было, играть приходилось на балалайке.
Цех Сослана располагался во Владикавказе поулице Кутузова. И я был впечатлен этой комнатой, где рождались национальные музыкальные инструменты. Стоит ли говорить, что в свободное время я спешил к нему. И не только из-за инструментов. Он и сам был интересным человеком, многое можно было узнать от него, почерпнуть, и хотьвозрастом он был старше меня, с ним можно было говорить на любые темы. В начале я, конечно, и не думал вплотную погружаться в мир изготовления инструментов, меня просто все это завораживало. Но как-то раз Сослан, ненавязчиво сыграв на самолюбии, предложил мне попробовать свои силы – «худинаг дæм нæ кæсы, иу мигæнæн дæхицæн сараз». Так я взялся за изготовление Уацамонгæ из древесины грецкого ореха. Втянулся, стал подолгу задерживаться в цеху и волей-неволей увлекся. И уже скоро стал помогать ему в работе над дыууадæстæнон и другими инструментами.
…Но потом мне пришлось уехать и вернулся я только через три месяца. Приехал поздно ночью, а утром уже отправился к Сослану. Но двери мастерской были закрыты – мастер попал в больницу, у него было больное сердце. А через два дня его не стало… Весть о его смерти я прочитал в группе в интернете. И не мог сдержать слез…
После похорон, спустя некоторое время, мне позвонил Таму Берозты. Тоже удивительный человек, самородок. Наверное, Сослан сам им рассказывал про меня, потому что Таму предложил мне продолжить его дело. Честно сказать, на тот момент у меня совсем не было времени. Но у Сослана остались незавершенными несколько инструментов. Он же болел, принимал лекарства, и снова брался за дело. Часто говорил, что хочет успеть их закончить…
Мне дали ключи и я зачастил в мастерскую. Раньше с Сосланом работал еще Таймураз Беглаев, поэтому я собрал воедино все то, чему я научился у самого мастера, что показал и рассказал мне Таймураз, ну и что-то добавил от себя. Работы я в итоге докончил, там было семь инструментов: дыууадæстæнон, хъисын фандыр, дала-фандыр и другие. Колдовал я над ними где-то полгода. Инструментами пользовался ансамбль «Къона». А тот дыууадæстæнон сейчас находится в Москве в Музее национальных инструментов. Ребята после гастролей подарили его музею.
На севере Осетии сейчас немало ансамблей, которые играют на национальных инструментах, один Оркестр национальных инструментов под руководством Олега Ходова чего стоит, они, кстати, тоже не раз их заказывали у нас. Но именно «Къона», я считаю, перевернул музыкальную культуру Осетии и привлек внимание молодежи к музыкальным истокам. На это время приходится и мое близкое общение с коллективом «Къона». Я тоже участвовал в работе ансамбля – немного играл и пел. Конечно я примкнул позднее, когда коллектив уже состоялся. Но время, проведенное с ребятами, это как будто жизнь в другом мире. Они несли людям архаичную музыкальную культуру, культуру предков и осетинское песнопение, забытые сказания и героические песни. Ну а руководил всей этой сказкой Таму Берозты.
– Что же произошло, почему «Къона» распался?
– Жизнь так складывается, что порой очень трудно без помощи. Если бы ансамбль получал хоть какую-то поддержку, ребятам было бы легче. Энтузиазм не долговечен. А ребята были заняты действительно благородным делом. Да их должны были на руках носить! Но, к сожалению, не поняли, не оценили, не услышали. Парням было по 25-30 лет, им тоже нужно было определяться в жизни. В таком возрасте они должны создавать семьи и содержать их… Мне неудобно говорить о деньгах, но финансовая поддержка уберегла бы коллектив от распада. Не люблю также приводить аналогии, но соседние республики в этом плане, бесспорно, достойны подражания. Там, как только кто-то о себе заявит, его возносят до небес, окружив вниманием и поддержкой, и ему остается только творить. К сожалению, многие, видимо, восприняли «Къона» как развлекательный фольклор. Но в этих напевах и музыке – мудрость веков нашего народа, в них и история, и культура, и обычаи.
Мы не дорожим своими истоками. Между тем, найденному на территории современного Крыма дыууадæстæнон около 3 тысяч лет. Арфа пошла от нас. Дала-фандар в Осетии часто называют балалайка или чангури. Но это именно дала-фандыр, осетинский музыкальный инструмент, и мы должны звать его по имени. Возьмем соседнюю Грузию. Все лучшее, что у них есть в музыке, грузины переняли от нас, я это говорю не для красного словца – так на самом деле. Все, чем богата музыкальная культура Грузии, они взяли у Алании. Тот же дала-фæндыр попал к ним во времена Сослана Царазона. Тогда многие музыкальные инструменты были вывезены из Нузала. Но нужно отдать им должное, грузины настолько адаптировали его в своей среде, чуть поменяв внешний вид и назвав чангури, что уверили окружающих и кажется самих себя. Вот так и живем. На юге наступают грузины, на севере свирепствуют ингуши, покушаясь на нашу историю и наследие… Самое ценное, что нам досталось от предков – это история, купленная кровью и пропитанная героизмом. Музыкальная культура часть этой истории. Ее нельзя терять – наоборот, необходимо сохранить хотя бы то, что дошло до сегодняшних дней.
– Когда состоялось твое первое знакомство с Южной Осетией?
– Впервые я приехал в Южную Осетию в августе 2008-го, на войну. Мне было 19 лет. Помню, я специально вышел из дома в костюме и туфлях, чтобы у домашних не вызвать подозрений. Мы, парни из селения Тарское, собрались тогда в одну группу и выехали на подмогу. Помню, как ехал на юг, впервые в своей жизни – с одной стороны было четкое понимание, почему я еду в полыхающий огнем Цхинвал, с другой, я восхищался красотами юга Осетии… К вечеру мы были в Дзау. Врезались в память картины того дня – уставшие обеспокоенные парни с перевязками на руках, и старики, дети, уходящие на север… Мы были молодые пацаны, и почему-то были уверены, что как только доедем, нас снабдят всем необходимым и мы сразу пойдем воевать. Нас было семь человек, праведный гнев и молодость подстегивали и мы были готовы ринуться в бой… Но оружие привезли только на следующий день, да и его расхватали еще в селе Хвце. Нам достались пара гранат, и мы пошли за военными в Цхинвал. К тому времени, правда, город уже был освобожден, и грузины повально отступали… Во второй раз я приехал уже в составе студенческого отряда помогать в восстановлении Южной Осетии. Ну а после уже почаще, у меня здесь есть друзья.
– Не трудно было поменять жизнь, сменить привычный круг общения, оставить дом и поехать почти в незнакомый край?
– Трудности трудностям рознь, многим и не такое пришлось пережить. Главноеже – поставленная цель. Я только второйдень здесь, а уже приходят ученики художественного училища, пробуют учиться игре на музыкальных инструментах. Есть поддержка от министерства культуры, вообще встреча с министром – одна из самых добрых.
– Сколько требуется времени для изготовления одного инструмента?
– По-разному. Можно сделать за две недели, а можно совершенствовать его в течение месяца. Инструменты же делаются по частям, поэтому проще заниматься изготовлением сразу нескольких инструментов одновременно. Скажем, тот же дыууадæстæнон, на котором играл последний осетинский сказитель Гаха Сланов, там столько нераскрытых символов, что работа над ним занимает значительно больше времени. А так, при изготовлении любого музыкального инструмента основная часть состоит из древесины клена (тæгæр) и ели (наз). Ониформируют звук. Где-то можно использовать и грецкий орех. Струны же делали из высушенных сухожилий, покрытие из кожи животных, использовали и мочевой пузырь, а части склеивали из смолы дерева. Сейчас методика уже более совершенна. В хъисын-фæндыре использовали конский волос(бæхы хъис), поэтому и звук обретает архаичность. Вообще, звук менялся в зависимости от перемен погоды, малейшая влажность, незаметная человеку, менял звучание инструмента. Кстати, таким образом раньше умели предсказывать погоду.
Нам необходимо объединить все усилия и на юге, и на севере, чтобы поднять нашу величественную и богатейшую культуру на должный уровень. Это главная составляющая нации. Оставаться на нынешних, по сути, пространных позициях – смерти подобно. Необходимо крепнуть и развиваться. Так устроена жизнь, что сильные поглощают слабых. Поэтому необходимо сохранить и приумножить то, чем нас так щедро одарили предки, а если мы все растеряем, разве мы можем себя считать этносом? Будут ли нами также гордиться потомки, также, как мы величаво сегодня говорим о скифах и сарматах? На нашем поколении большая ответственность…
Фатима Плион
↑ Наверх
