Уже седьмой год нет с нами Гиви Хуриева — человека яркого, светлого, доброго и, как-то по-домашнему, уютного. От окружающих его отличало многое, причем в лучшую сторону. Один его вид сразу располагал, вызывал доверие, раскрепощал. С его лица редко сходила добрая улыбка, даже тогда, когда в виденном и слышанном его не все устраивало… Ко всем он относился подчеркнуто уважительно, для каждого всегда было припасено доброе слово. Гиви не повышал голос даже тогда, когда ему откровенно и безосновательно хамили, он избегал ненужных споров и не пускался в досужие разговоры.

Казалось, все у него в жизни идет прекрасно, и нет никаких проблем. На самом деле проблем хватало, и были моменты, которые отравляли жизнь. Он был легкоранимый человек, все он принимал близко к сердцу, по многим поводам долго переживал. Но все эти чувства сохранялись глубоко в себе, не выплескивались наружу. Гиви редко когда жаловался, выражал обиды или высказывал претензии. Все это приводило к тому, что некоторые пользовались его незлобивым, нескандальным характером, поступали с ним несправедливо, чем-то обделяли. Несколько раз, возмущенный таким отношением, я пытался пресечь несправедливость, но тут сам Гиви первым успокаивал меня, говоря, что не стоит даже реагировать на такое и все само собой придет в норму.

Гиви Георгиевич был прекрасным семьянином, образцовым отцом и мужем, прекрасным другом, добрым соседом, знающим и отзывчивым коллегой. Он вырос в большой семье, и у него было много родственников, что развило в нем чувство Большого дома. Его знали практически все в городе и в селах. Он всегда был желанным гостем на свадьбах, именинах, банкетах, просто на посиделках. Покой, благодушие и положительный настрой настраивал любую компанию на позитивный лад. Не пропускал он и похорон, считая, что проводить в последний путь любого знакомого — священный долг. А посему и ему самому было в свое время воздано должное.

Родился Гиви Хуриев 5 мая 1947 года — 70 лет назад в селе Угелтех Ленингорского района. Учился в Цинагарской школе, которая сегодня носит его имя. Окончил механический факультет Горского сельхозинститута и с отличием отделение журналистики Бакинской высшей партийной школы. Работал на разных должностях в газетах «Ленинон», «Советон Ирыстон», «Растдзинад», государственном телевидении Южной Осетии. Привлекался и на партийную работу: был консультантом Дома просвещения и инструктором обкома КПСС. Еще в советское время был награжден медалью «За трудовое отличие». Член Союза журналистов СССР, России, Южной Осетии. Одним из первых ему было присвоено звание «Заслуженный журналист Южной Осетии».

Сейчас и не вспомню когда и при каких условиях мы познакомились, но добрые отношения у нас сложились сразу и давно. А с конца 80-х годов прошлого века наши судьбы вообще пересеклись. Я только начал работать в обкоме партии, а Гиви переходил на работу заместителем редактора в газету «Советон Ирыстон», как тогда говорили «на усиление». Уходя, он, будучи человеком хозяйственным, тем не менее, не захотел забирать с собой все нажитое, но оставлять просто так тоже не хотел. Поэтому все это наследство было подарено мне. То и дело эти бытовые мелочи попадали под руку, на глаза и заставляли с благодарностью вспоминать дарителя.

Но и потом отношения по служебной составляющей продолжались. Я был инструктором идеологического отдела обкома партии и «курировал» прессу, в том числе и «Советон Ирыстон». Уже после провозглашения Республики Южная Осетия меня назначают председателем Союза журналистов РЮО, а Гиви является активным членом его Правления. В этих качествах нам довелось, начиная с 90-х годов прошлого века участвовать в различных журналистских форумах с участием коллег по профессиональному цеху из России, Армении, Азербайджана, Грузии, Абхазии, Южной Осетии и Нагорного Карабаха, под эгидой различных международных организаций. Встречи наши проходили в Москве, Сочи, Пятигорске, Варшаве, Ереване, Цахкадзоре, Нальчике, других городах. Дискуссии, прения и споры всегда носили острый характер, доходило и до нелицеприятных диалогов. Но даже в этих условиях Гиви Георгиевич выделялся своим спокойствием и рассудительностью. И вот эти качества выводили из себя наших оппонентов, особенно тех, кто представлял наших южных соседей. Обычно все эти встречи начинались традиционно. Наша делегация выступала с заявлением, что до тех пор, пока грузинская сторона не начнет называть нас как должно, а не «Самачабло» или «Шида Картли», мы разговаривать не будем. Даже такое законное требование приводило противную сторону в неистовство. Вообще грузинские «коллеги» всегда вели себя вызывающе, несдержанно, некорректно, устраивали провокации, шли на прямой срыв мероприятия. Наше очередное обращение на ту же тему вызывало особо резкую реакцию у некой дамы, которая заявила, что в конституции Грузии нет ни слова о Южной Осетии, поэтому они не обязаны нас так называть. На что Гиви спокойно заметил, что и в Конституции Южной Осетии нет ни слова о Грузии, но ведь мы не называем их «гюрджюстанским вилайетом». Вообще, спокойствие, рассудительность и убедительность Гиви во время таких дискуссий выводили из себя его оппонентов и заведомо ставили их в проигрышное положение.

Затем наступил период, когда мы с Гиви стали встречаться чуть-ли не каждый день. На это было несколько причин. Во-первых, стали мы работать рядом: Парламент после августа 2008 года переселили в здание интерната, что довольно близко от его телевидения. Второй причиной было то, что оба мы были собственными корреспондентами двух центральных североосетинских газет: я — «Северной Осетии», он — «Растдзинад». Мы обменивались идеями, темами и даже готовыми текстами, что в журналистской среде было явлением редким, и может говорить только о высоком взаимном доверии.

Все последние годы, пока Гиви был жив, каждое 5 мая, которое в советские времена называли Днем печати, я с утра звонил ему и поздравлял с днем рождения. Тот каждый раз искренне удивлялся моей памяти и внимательности. Я его нисколько в этом не разубеждал и, конечно, лукавил. Дело в том, что в этот день родился и мой младший сын Алан.

В конце жизни Гиви ожидали два разочарования, которые я, возможно, мог и предотвратить. Помимо журналистики Гиви занимался и литературой. Он писал рассказы, которые печатались в разных сборниках. Гиви очень хотел, чтобы его приняли в Союз писателей Южной Осетии. Но вопрос застопорился, а потом и вовсе стал неактуальным. За год до смерти Гиви по нашему представлению был номинирован на журналистскую премию имени Цоцко Амбалова. Вопрос был решен в рамках Союза журналистов РСО-Алания, и мы стали готовиться к чествованию лауреатов. Но в последний момент что-то поменялось, и премию получил другой человек — наш добрый друг, между прочим. Я выразил организаторам свое возмущение и те заверили, что следующий раз исправятся. Но следующего раза уже не было. Поэтому, по моему глубокому убеждению, воздавать человеку должное следует при жизни, а не после ее завершения. К слову, покинули эти редакции мы тоже, можно сказать, синхронно. Гиви — по понятным причинам, я — ушел по собственному желанию. И тут, несмотря на все договоренности, на наши места никто принят не был, и институту собкоров по Южной Осетии был положен конец. Это к вопросу интеграции, объединению Осетии.

Военные события конца прошлого — начала этого века не обошли стороной семью Гиви Хуриева, сказались на его здоровье. Еще во время грузинской агрессии в 1992 году, 9 июня он попытался отправить детей в безопасное место. Но по дороге они попали под обстрел и получили различные травмы. Почуяв неладное, Гиви последовал вслед за семьей, но по дороге сам получил осколочное ранение и был доставлен в больницу. Там он и встретился с семьей, куда дети были доставлены раньше. Дочке Ларисе в этот день исполнилось 15 лет, и детский хирург Павел Аветисян подарил ей на память окровавленный осколок, который удалил из ее колена. Потом их отправили в Северную Осетию, где его дочка целый месяц пролежала в больнице с переломом надколенника. Не легче было и в августе 2008 года. Дом обстреливался с разных сторон, танки и военные находились практически под окнами. Но Гиви ни на сутки не покинул родной Цхинвал.

У Гиви осталась дружная, хлебосольная семья. Супруга Екатерина Джиоева работает в редакции газеты «Хурзарин». Сын Батрадз пошел по стопам отца. Он разносторонний, талантливый, подающий надежды журналист. Недавно женился и у него уже маленькая дочка. Дочь Лариса — преподаватель английского языка Цхинвальской школы № 2. Она успела подарить отцу внучку и внука, при упоминании о которых у Гиви начинало светиться лицо.

Вот и в этом году 5 мая рука невольно потянулась к телефону, но звонить уже было некому. Остается вспомнить и помянуть друга, еще раз прочувствовать глубину и невосполнимость потери.

Батрадз Харебов 

Наверх