Должен признать, что мне очень не хотелось писать о вынесенной в настоящей статье проблеме. Не хотелось в первую очередь потому, что она непосредственно касается ученого, уже более четверти века ушедшего в мир иной. Как говорится, в таких случаях — надо «или хорошо, или ничего». К тому же, в содержащейся в данной статье полемике мне часто приходится ссылаться на свои публикации и выводы, что, как принято считать, тоже вроде не совсем педагогично. А писать о разбираемых в статье вопросах просто необходимо, ибо касаются они крайне важных проблем истории осетинского народа в целом и в частности, истории формирования его южной ветви и осетино-грузинских взаимоотношений в древности и средневековье.

Речь в данном случае идет о трудах известного историка Г. Д. Тогошвили (1932-1989), осетина по национальности, работавшего в «Институте истории археологии и этнографии АН Груз. ССР», переведенных на русский язык. Первый том его «Избранных трудов по кавказоведению» вышел во Владикавказе в 2012 г., второй — в 2014. Ответственный редактор этого издания Л. А. Чибиров. Вряд ли надо особо доказывать, что научная и моральная оценка таких работ должна носить принципиальный и ответственный характер, невзирая на личности и их действительные или мнимые заслуги, а не сводиться к практически безоговорочному восхвалению, полностью лишенному каких-либо объективных оснований.

К большому сожалению, именно такое положение, мы имеем в вышедших в Северной Осетии рецензиях и откликах на эти «Труды…». Это, в первую очередь, рецензии д. и. н. Ф. Гутнова в «Северной Осетии» (28. 12. 2012 г. и 11. 06. 2014 г.) и отзыв Хазби Цгъойты в «Рæстдзинад» (2014). Теперь эту панегирическую коллекцию пополнила статья   журналиста Батрадза Харебова, опубликованная в газ. «Республика» в феврале т. г. под весьма характерным названием «Книга, которую мы так долго ждали». Эта статья, можно сказать, окончательно предрешила вопрос о необходимости открыто высказаться по всем проблемным вопросам данного издания.

Это было связано и с тем, что в отличие от североосетинских авторов статья Б. Харебова намного обширнее, причем в ней предпринята попытка, пусть и с негодными средствами, не только полностью поддержать подход Г. Д. Тогошвили к наиболее принципиальным вопросам осетино-грузинских взаимоотношении, но и придать им как-бы дополнительную аргументацию. При этом, правда, рецензент даже не пытается показать истинную сущность и реальный характер этих вопросов.

В чем же видит рецензент главные заслуги Г. Д. Тогошвили в изучении истории осетинского народа в целом и истории грузино-осетинских отношений в частности? Эти закономерно напрашивающиеся вопросы остаются фактически без ответа. Как это ни странно в названной рецензии так и не сформулировано четко и внятно, в чем же заключились эти заслуги, если таковые, конечно, были.

Вполне естественно, что у любого читателя, тем более по возрасту и образованию, не очень посвященного в специфику того периода и детали споров по указанной проблеме, невольно возникает вопрос о том, с чем же это было связано? По утверждению рецензента, работающий по данной тематике, всегда находился под двойным прессом. «Мнение ученого могло быть раскритиковано как с одной, так и с другой стороны, а то и с обеих сторон сразу (выдел. нами-Ю. Г.). Скажем, позиция Г. Тогошвили по вопросу времени переселения осетин в Закавказье, не находила понимание ни у грузинских, ни у осетинских ученых… То же самое и касается вопроса о двалах» (с. 33).

Приведенная выдержка из рецензии, процитированная почти полностью, является практически ее квинтэссенцией. При этом, в ее основе лежит не объективный историографический анализ проблемы, что следовало бы, казалось, ожидать, а типичный пример вынесенного в заголовок статьи определения подобной «историографии». И что особенно показательно, такой историографический обзор перемежается с заведомо ошибочными утверждениями, которые любой мало-мальски знакомый с данной проблематикой исследователь, просто не мог не видеть.

Смею утверждать, что сделано это было вполне сознательно, поскольку специальной литературы по разбираемым в рецензии вопросам в настоящее время более, чем достаточно. Именно поэтому внесение ясности в вынесенные в рецензии проблемы с неизбежностью сразу же вызвал бы вопрос о том, а ради чего следовало переводить на русский язык, т.е. для широкого круга читателей, труды нашего соотечественника? Для внесения полной ясности в историю осетино-грузинских отношений с древнейших времен и, в частности, историю формирования южной ветви осетинского народа, или поддержки и популяризации точки зрения Г. Д. Тогошвили в этом вопросе?

По утверждению рецензента, позиция Г. Д. Тогошвили «по вопросу переселения осетин в Закавказье», оказывается, не находила понимания ни у грузинских, ни у осетинских ученых. При этом рецензент, почему-то не приводит ни одного факта, который подтверждал бы это утверждение, да и не может их просто привести по причине практического отсутствия таковых. Кстати, не приводит он почему-то и защищаемую Г. Д. Тогошвили дату т.н. «переселения» осетин на юг, датируемую им XIII в., и растянувшееся, якобы, аж до XVIII в. Ни больше, ни меньше! Следует особо подчеркнуть, что Г. Д. Тогошвили несколько раз обращался к этому вопросу, все время меняя или уточняя свои формулировки, ссылаясь при этом то на предшествующих грузинских историков, то на различные издания свода грузинских летописей. «Картлис Цховреба». Поэтому для полноты и ясности рассматриваемой картины привлечем, в первую очередь, канонический текст грузинской летописи, в которой только и содержится единственное упоминание об этом. Эта летопись, именуемая «Жамтаагмтцерели» (Хронограф), известная также под названием «Столетней», охватывает период с XIII до начала XIV вв.

Касаясь событий начала 60-х годов XIII в., летописец пишет, что в это время перешли в Картли «бежавшие от (золотоордынского) хана Берке женщина удивительной красоты по имени Лимачав, которая привела с собой двух малолетних сыновей, родом Ахасарпакаиани (Ахсартагата — Ю.Г.), старшего-Пареджана и младшего-Бакатара, и множества других князей (тавадни мравални). Они прошли Врата Дарубандские (Дербентские) и прибыли к царю (Картли). Царь с уважением встретил гостей и направил «их к ильхану Хулагу». (Ильханами назывались ханы «Синей Орды», господствовавшие тогда на Южном Кавказе). Ильхан очень приветливо встретил их, пожаловав им харадж (права взимания поземельного налога, что подразумевало естественно наделение их земельными наделами- Ю.Г.), возведя их в ранг участников и своих соратников в военных походах. В этом качестве ильхан направил их обратно к царю, который некоторых из них поселил в Дманиси, а остальных-в Жинвани» (Картлис Цховреба, т.11, 1959, с. 251).

К указанным «Хронографом» географическим пунктом расселения осетин в Восточ. Грузии Дманиси и Жинвани, так называемый «список царицы Марии» (мариам дедопалис нусха) добавляет еще и «Калаки», под которым подразумевается Тбилиси, как его и ныне называют южные осетины. У Вахушти Багратиони (XVIII в.) вместо «Калаки» фигурирует просто «Картли». Не ставя под сомнение эти «добавления» или «исправления», зададимся лишь вопросом, а какое собственно отношение имеют указанные летописцем пункты к территории Южной Осетии? Вряд ли надо специально доказывать, что, не будучи даже большим специалистом по географии, любой объективный исследователь может дать здесь только один ответ, а именно-никакого. «Никакого» потому, что Жинвани (Жинвали) находится в Арагвском ущелье, а Дманиси-в Южной Грузии. То же самое относится естественно и к «Калаки» и к «Картли».

И вот на такой источниковедческой «основе» и строил Г. Д. Тогошвили свою трактовку «переселения» осетин на юг и начало формирования южной ветви осетинского этноса. Не удивительно, что столь явное противоречие между данными «Хронографа» о местах поселения в Картли переселившихся сюда в XIII в., осетин и территориальными границами Южной Осетии или исторической Двалетии, не могло не бросаться в глаза любому непредубежденному исследователю. Еще в 1967 г. на научной сессии Юго-Осетинского НИИ АН ГССР я выступил с докладом «Из истории переселения осетин в Закавказье», в которой показал, что переселившиеся в начале 60-х годов XIII в., вместе с царицей Лимачав, лица принадлежали преимущественно «к военно-феодальной знати Осетии», представляя собой своего рода политическую миграцию социальных верхов Алании (Осетии). Будучи зачислены со своими военными дружинами в состав регулярных войск ильханов, они «вряд ли могли сыграть сколько-нибудь значительную роль в формировании осетиноязычного населения на южных склонах хребта». Об этом же свидетельствует арена действий осетин во главе с Пареджаном и Багатаром в районах «Картли и Триалети, удаленных от территории компактного расселения южных осетин, в частности, от исторической Двалетии» (ИТ,I, с.184-185).

Практически к аналогичным выводам пришел позднее (в 1976 г.) и В. Н. Гамрекели. Правда, наши исходные позиции при этом были диаметрально противоположны. В. Н. Гамрекели исходил из того, что двалы, составлявшие основное население обоих склонов Центрального Кавказа, не были осетинами. Аналогичной точки зрения придерживался и Г. Д. Тогошвили. Я же исходил из того, что южные склоны Главного Кавказского хребта «были заселены осетинами, как минимум, с последних веков до н.э.». Что же касается этнической принадлежности средневековых туалов (двалов), то ни тогда, ни сейчас их осетинская принадлежность не вызывало у автора этих строк никаких сомнений. Последующие исследования по данному вопросу, на наш взгляд, только подтвердили эту точку зрения (ИТ, I, с. 625-626).

Особо удивляет то обстоятельство, что пытаясь исследовать начало «переселения» осетин на юг, Г. Д. Тогошвили ни разу не попытался проанализировать сведения Страбона (64 г. до н.э.-24 г. н.э.), касающиеся этнического состава населения южных склонов Центрального Кавказ. По словам знаменитого греческого географа, население равнинных районов Иберии в этническом и хозяйственном отношение резко отличалось от населения горной зоны. Равнинники занимались преимущественно земледелием и были склонны к мирной жизни, одеваясь подобно армянам и мидянам. Горную же часть страны   занимало воинственное большинство населения, в образе жизни и по обычаям сходное со скифами и сарматами, с которыми они находятся и в соседстве и в родстве (выдел. нами-Ю.Г.). Это сообщение Страбона давно уже привлекло внимание исследователей, в т. ч. естественно и представителей русской и грузинской историографии.

Так, например, по мнению А. И. Болтуновой, в эпоху скифских вторжений в VII-VI вв. до н.э. «в районе среднего течения р. Куры, до проникновения сюда иберов, обитало смешанное в этническом отношении население, в котором значительную роль играл скифский элемент… Скрещение иберов со скифо-сарматскими племенами в среднем течении р. Куры освещено Страбоном». В другой своей работе она же отмечает, что под упомянутыми в «Описании Иберии» скифами и сарматами «следует понимать северокавказские племена, составлявшие основную массу населения Внутренней Картли до освоения ее иберами» (Очерки истории СССР, М., 1956, с. 425).

Приблизительно так же трактовал указанное сообщение и один из виднейших историков Грузии советского периода С. Джанашия: «Таким образом, жители равнины и горцы (Иберии) отличались друг от друга не только хозяйственной деятельностью, образом жизни, обычаями и традициями, но и происхождением-горцы Иберии были родственны скифам и сарматам» (Избр. Труды I, Тб., 1949, на груз. яз., с. 148). Выводы Страбона о наличии скифо-сарматского населения на южных склонах Центрального Кавказа до н.э. подтверждаются как данными других античных авторов (Плиний, Валерий Флакк, Птолемей), так и сведениями древнегрузинских хроник.

К этому следует добавить, что история вообще не зафиксировала в регионе Центрального Кавказа какое-либо переселение с севера на юг больших масс населения, которое положило бы начало формированию южной ветви осетинского этноса. Таким образом, получается, что к тому времени, которым Г. Д. Тогошвили датировал свою схему «переселения», носители осетинского языка к югу от хребта фиксируются здесь, как минимум, с последних веков до н.э. По археологическим же данным Тлийского могильника (наличие погребений с пастушьими посохами, конскими захоронениями и другими атрибутами скифской археологической культуры) и наличию осетинской лексики в основном словарном фонде грузинского языка, пребывание носителей осетинского языка к югу от хребта убедительно проецируется на скифскую эпоху.

Таким образом, исходя из вышеизложенного, выдвинутая Г.Д Тогошвили датировка «переселения» осетин на юг, на основании данных «Жамтаамцерели-Хронографа», является одной из грубейших в историографии осетино-грузинских отношений и этнической истории осетин. Остается только удивляться, что ни один из составителей и комментаторов «Избранных трудов» Г. Д. Тогошвили и ни один из рецензентов так и не высказался внятно и откровенно по данной проблеме.

К примеру, не отрицая, что в трудах Г. Д. Тогошвили «имеются и некоторые спорные положения, не разделяемые его коллегами», автор предисловия к рассматриваемым трудам пишет: «Не отрицая аланского присутствия за хребтом, Г. Д. Тогошвили не разделял мнения об их массовых переселениях в Закавказье в I тыс. н.э.. Археологические и другие исследования последних десятилетий позволяют взглянуть на эти спорные вопросы с иной точки зрения» (с. 13).

Вряд ли из приведенного комментария рядовой читатель поймет, о чем здесь собственно идет речь. Во-первых, Г. Д. Тогошвили никогда и нигде не говорил о каком-либо присутствии аланского элемента к югу от хребта. Во-вторых, при всем желании он никак не мог разделить мнения о их массовых переселениях в Закавказье в I тыс.н.э. «Не мог» потому, что, как было отмечено выше, уже в последних вв. до н.э. и к началу I тыс. н.э. население южных склонов Центрального Кавказа, состояло, по данным Страбона, из племен скифо-сарматского происхождения, соседями которых с севера составляли те же скифы и сарматы, с которыми, по словам Страбона, они находились «и в соседстве и родстве». При этом, родственные скифам и сарматам племена, находившиеся к югу от хребта, составляли большинство населения эллинистической Иберии. Другими словами, формирование южной ветви осетинского этноса к последним векам до н.э. предстает давно уже свершившимся фактом.

Это заключение было высказано мною еще в 1962 г. и с тех пор, постоянно подкрепляясь новыми аргументами, не раз излагалась в моих публикациях. Однако, конкретное содержание ни одной из этих публикаций, непосредственно относящихся к рассматриваемой проблеме, как это ни странно, даже не упоминается ни во введении, ни в соответствующих комментариях. То же самое относится и к вопросу об этнической принадлежности средневековых туалов (двалов), сводящемуся к четко выраженной альтернативе — были ли туалы осетинами или нет? Вполне понятно, что в связи с этим невольно задашься вопросом, что это-результат полного незнания специальной литературы по комментируемым вопросам, во что как-то не очень верится, или нечто другое?

А если именно «нечто другое», то, даже не расшифровывая это определение, ясно, что никакого отношения к объективному анализу оно не имеет. И уже не столь важно, назвать это историографическим исследованием или историографическим шабашем. Выбор здесь явно невелик!

Г.Д. Тогошвили, как мне представляется, не совсем ясно представляет себе характер и причины постулируемого им «переселения». И, что самое главное, какое отношение переселение XIII в. имело к проблеме формирования южной ветви осетин и территории, на которой протекал   этот процесс. Об этом ясно свидетельствуют расхождения в его формулировках, касающихся основных положений источника. Так, в «Очерках истории Юго-Осетинской Автономной области», т.I., (Тбилиси, 1985 г. (глав. редактор Б.В.Техов) он квалифицирует рассматриваемое сообщение источника как «засвидетельствованный источниками первый факт (выдел. нами — Ю.Г.) перехода с Северного Кавказа в Грузию внушительного числа осетин» (с.85).

Однако, буквально на следующей же странице, касаясь этого же процесса, он пишет, что, «не видно, каким образом (?! — Ю.Г.) появились они в стране» (с. 85), хотя более точного указания источника о переходе в Картли переселенцев через «Дербентские (Дарубанди) ворота» трудно себе представить! В школьном же учебнике «История южных осетин» (Цхинвал, 1990, глав. ред. Л. А. Чибиров), характеризуя это же переселение он уже пишет, что «с этого времени начинается новый этап переселения осетин на южные склоны Кавказского хребта (выдел. нами-Ю.Г.) в ущелья рек Б. и М. Лиахвы, Джоджора, Ксани, Арагви и др., продолжавшийся до XVIII в. (выдел. нами-Ю.Г.). В результате этого процесса на северной окраине Грузинского феодального царства, в Шида-Картли, на территории исторической Двалетии завершилось формирование южной ветви осетинского народа» (с. 66).

Не будучи в состоянии свести концы с концами и явно пытаясь доказать недоказуемое, не находящего хоть какого-то, пусть даже косвенного подтверждения в единственно существующем по данному вопросу грузинском источнике, Г. Д. Тогошвили попросту фальсифицирует его данные. Так, в одном случае он квалифицирует один и тот же процесс,как первый факт, а во втором-как новый этап переселения осетин на южные склоны, продолжавшийся, якобы, даже до XVIII в. Ясно, что его конечный вывод о завершении формирования южной ветви осетин в XVIII в., когда этот процесс насчитывал уже, как минимум, более полторы тысячи лет, лишен как логики, так и каких-либо исторических оснований.

Столь же невразумителен и далек от реальности также вывод об отнесении территории исторической Двалетии, название которой в грузинских источниках равноценно понятию «Южная Осетия», к Шида Картли или Внутренней Картли. Трудно представить, что Г. Д. Тогошвили не знал таких элементарных сведений грузинской географической номенклатуры, как соотношение между Шида Картли и Двалетией. Согласно этим данным, Двалетия находилась к северу от Шида Картли. Протяженность же территории Шида Картли с юга на север определялась расстоянием «от слияния рек Арагви и Куры до входа в Боржомское ущелье». Именно на этой же параллели находились и северные границы Шида Картли и соответственно — южные границы Двалетии или Южной Осетии.

Анализируя выкладки Г. Д. Тогошвили по рассматриваемому вопросу, нельзя не задаться вопросом, почему занимаясь «переселением» осетин, он ни разу не остановился не только на сведениях Страбона, о которых говорилось выше, но и, к примеру, на анализе «Армазской былингвы» (двуязычной греко-арамейской надписи) из Мцхеты, датируемой в I-IIвв.н.э.? В этой надписи приведены сармато-аланские (осетинские) имена целого ряда высших представителей картлийской знати (Хсефарнуг, Зеваг, Иодманган, Шарагас, Аспарух и др.), на основании которой в грузинской историографии уже давно был сделан вывод о наличии в Картли в первых вв. н.э. осетиноязычного городского населения (А. Апакидзе). Не остановился он и на сообщении Леонтия Мревели о «близости овсов к Мцхета» в период восшествия на картлийский престол первого сасанида Мириана (Мирвана) в IVв.н.э..

Немало интересного по этому вопросу можно было бы найти у Г. С. Ахвледиани, согласно которому взаимоотношения грузинского и осетинского языков можно назвать скорее «взаимопроникновением, граничащим с двуязычием, нежели взаимовлиянием». Что же касается их давности, то оно «могло иметь место с последних веков до н.э., естественно, заходя в первые века н.э.». Этот процесс протекал преимущественно на территории к югу от хребта, что ясно видно из данных Страбона. Эти вопросы можно задавать практически до бесконечности.

Ответ же на них предельно прост и ясен потому, что данные этих источников камня на камне не оставляли от его надуманной концепции «переселения», особенно датировки и характера этого процесса. Думается, что Г.Д. Тогошвили все это прекрасно осознавал, поскольку все вышеприведенные примеры отнюдь не представляли собой «книгу за семью печатями», будучи давно известны в грузинской историографии и не раз в них обсуждались. Этим же, на наш взгляд, объясняется как нечеткость его формулировок, так и характер внутренних противоречий их основополагающих составляющих.

Так, в одной из своих последних публикаций по данной проблеме (К вопросу о времени и условиях переселения осетин на территорию Грузии…, Изв. ЮОНИИ АНГССР, вып. XXVIII, 1983), он вновь коснулся основных параметров и характера этого «переселения». Касаясь участия осетин во внутриполитических событиях в Картли (Вост. Грузии) в конце XIII в., Г. Д. Тогошвили пишет, что эти действия «были выражением переселения осетин в Картли и поселения их здесь. Что осетинам это не удалось и их поселения в Картли носит кратковременный характер (выдел. нами-Ю. Г.), не противоречит такой квалификации» (с.205).

Более невразумительной формулировки по данному вопросу, трудно себе представить. Если в данном случае под названием «Картли» автор имеет в виду территорию Южной Осетии, как это он делает в предшествующих своих выводах, то приведенное заключение вообще лишено всякого смысла. Если же под названием «Картли» здесь подразумевается именно реальное «Картли» (Восточ. Грузия), как это и следует из источника, то в этом случае оно отнюдь не носило кратковременного характера. Не вдаваясь здесь подробно в обсуждение данного вопроса, отмечу лишь, что осетинское население Внутренней (Шида) Карталинии, особенно в Горийском, Каспском, Хашурском, Карельском и Боржомском районах, начиная с 60-х годов XIII в., никогда не переставало существовать вплоть до событий конца 90-х годов прошлого столетия. Но к территории Южной Осетии это никакого отношения не имеет.

Такова «аргументация» Г. Д. Тогошвили, если ее можно назвать таковой, лежащая в основе его трактовки истории формирования южной ветви осетин. И когда Б. Харебов, в каком-то фарисейском удивлении задается вопросом о том, как «удалось осетинскому ученому, разрабатывающему весьма щекотливые и закрытые темы, удержаться в недрах грузинской среды…», не знаешь, что и сказать. Поэтому буду предельно краток — концепция «осетинского ученого» полностью соответствовала взглядам грузинского руководства и его научной элиты на эту проблему. А суть этих взглядов элементарно заключалась в том, что «южные осетины-это переселенцы», то ли вчерашние, то ли позавчерашние, следовательно-гости на территории приютившей их Грузии, которой они всегда должны благодарны за это. Не случайно, конечно, что до конца своих дней он возглавлял один из ведущих отделов Института истории, археологии и этнографии АНГССР — «Отдел истории народов Северного Кавказа» и был секретарем партбюро этого института.

Б. Харебов же видит «единственно разумное объяснение» всему этому в том, что Г. Д. Тогошвили, оказывается, в вопросах «касающихся его научных интересов, был принципиальным и весьма убедительным» (с.33), присовокупив к этим характеристикам еще и массу других гиперхвалебных определений, не приводя при этом ни одного, хотя бы, как говорится, завалящего примера. И это преподносится рядовому читателю, не посвященному в тонкости рассматриваемой проблемы, как пример объективного историографического анализа, являясь в действительности чистейшей пародией на нее. И поскольку, это не единственный пример, то остается лишь задаться вопросом — для чего и для кого все это делается, если рецензент хотя бы немножко разбирается в рассматриваемых вопросах?

И кто, в конечном счете, выигрывает от такого историографического «анализа»?

На этом фоне уже не приходиться удивляться, что ни один из рецензентов и комментаторов даже не затронул вопрос о правомерности выдвинутого Г. Д. Тогошвили положения о том, что в начале XII в., в период царствования Давида Строителя (он скончался в 1125 г.). Осетия якобы оказалась в вассальной зависимости от Грузии. По его утверждению, эта зависимость (по-грузински хъмаднапицоба — используемый им в оригинале работы, буквально означает «поклявшийся быть в рабство», в русском тексте-«подданство», (т.I. с. 103), не было установлено путем военных экспедиций или завоеваний…». Еще бы! Оно якобы «возникло на почве экономических и религиозных моментов…» (с. 103).

Мнение о вассальной зависимости Осетии от Грузии в период правления Давида Строителя, высказывалось в грузинской историографии и до Г.Д. Тогошвили, некритически воспринявшего эту идею. Оно базировалось исключительно на данных царской официальной биографии, направленной естественно на возвеличение как его действительных, так и мнимых деяний. В этой летописи дело доходит до таких преувеличений, как утверждений о том, что под его тенью находились, якобы, не только цари Осетии и Кипчакети, Армении и Ширвана, но даже, оказывается, правители далекого Франгистана (Франции), и даже Персии (Картлис Цховреба, т. I. 1955, с. 360).

Приблизительно в таком же духе преподносит автор летописи и характера переговоров между правителями Грузии и Осетии в 1118 г. Эти переговоры были вызваны стремлением Давида Строителя, женатого на дочери кипчакского хана, переселить в Грузию определенное количество кипчаков для создания регулярного войска. Для проведения этого плана ему потребовалась, в первую очередь, добиться согласия осетин на пропуск кипчаков через контролируемые ими горные проходы. С этой целью он лично выехал в Осетию вместе со своим «премьер-министром» (мтцигнобортухуцес) Георгием Чкондидели.

В этой летописи говорится, что по прибытию царя в Осетию «собрались цари осетинские и все князья (мтаварни) ихние, словно рабы представ перед ним» (КЦ,I, с. 336). Именно эти сведения стали основным аргументом сторонников «вассальной зависимости» Осетии от Грузии в XII-XIII вв. Реальные же факты полностью опровергают этот ложный тезис. А факты эти таковы. Нам уже приходилось отмечать, что к вассалам, да еще на столь высоком уровне, естественно не едут, а, как правило, извещают их о своем желании. Здесь же переговоры о пропуске кипчаков в Грузию через Осетию, явно затянулись. Об этом свидетельствует хотя бы то, что Георгий Чкондидели скончался во время этих переговоров, причем Давид Строитель, судя по контексту, был вынужден переправить тело покойного для погребения на родину, оставаясь сам в Осетии для продолжения переговоров.

Нам также приходилось отмечать, что решающим аргументом в данном вопросе является известное «Завещание» Давида Строителя, сохранившееся в дошедших до нас памятниках грузинского права и исторических документах этого времени. В этом документе Давид Строитель определял границы своего царства с севера на юг предельно четко и ясно-«от Осетии до Спери» (современный г. Испир в Турции). К этому следует добавить и то, что ни один из многочисленных источников по истории Кавказа этого периода почему-то ни словом не упомянул о таком важном событии, как переход одного из ведущих государств региона под вассалитет Грузии, переживавшей тогда отнюдь не лучшие времена своей истории и даже не освободившейся полностью от власти турок-сельджуков.

Эта порочная идея, называя вещи своими именами, о вассальной зависимости Осетии от Грузии в период правления Давида Строителя оказалась для него столь навязчивой, что он даже не останавливается на этом. В своем стремлении доказать недоказуемое, Г. Д. Тогошвили утверждает, что со времен царствования Георгия (1314-1346) Осетия, якобы, вновь оказалась под «политическим влиянием» Грузии. При этом, под этим «влиянием» автор явно имеет в виду прямое подчинение: «Во времена царствования Баграта V (1360-1393) Двалетия и Осетия «пока еще подчинялись Грузии» (т. 1, с. 224; выделено нами-Ю.Г.).

И это в период, когда Грузия в результате неоднократных нашествий татаро-монголов и Тимурленга распалась на целый ряд отдельных царств и феодальных образований. Что касается Картли, которая в данном случае подразумевается под названием «Грузия», то и это царство надолго оказалось в сфере влияния своих южных мусульманских образований со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Какие же конкретные доказательства приводит автор в поддержку выдвинутого им ошибочного положения? Как и в большинстве, аналогичных случаях, ответ здесь однозначен — никаких! Дается лишь ссылка на учебник по «Истории Грузии», вышедший в 1958 г., в котором также отсутствуют какие-либо данные, подтверждающие данное голословное утверждение. Все существующие по данному вопросу объективные источники однозначно говорят об обратном.

Достаточно сказать, что период позднего средневековья в истории осетино-грузинских взаимоотношений характеризуется в первую очередь неоднократными военными походами как центральных властей, так и войск сопредельных феодальных образований против южных осетин, упорно отстаивавших свою независимость. Не было столетия в этом промежутке времени, чтобы в источниках не сообщалось, как минимум, о двух-трех больших походах Центральной власти против них, о которых Г.Д. Тогошвили хранит полное молчание. Говорить в этих условиях о подчинении Южной Осетии (Двалетии), не говоря уже о Северной, Грузии означает попросту идти против фактов. Одним из таких последних походов было вторжение войск Картлийского и Кахетинского царств и отрядов грузинских горцев на территорию Южной Осетии в 1743 г. и вторжение имеретинских феодалов против жителей Кударского ущелья в 1774 г. Первый же поход, относящийся к тому же XVIII в. датируется 1711 г.

Между тем, имеющиеся по данному вопросу источники дают совершенно противоположную картину. Во-первых, в период правления Георгия V горийская крепость все еще находилась в руках картлийских осетин, а Дзамское ущелье в Шида Картли принадлежало Бакатару, младшему из братьев Ахсартаггата. Во-вторых, именно вторая половина XIV в. и начало XV в., о которых здесь идет речь, характеризуется особенно упорным сопротивлением южных осетин против почти непрерывных попыток центральных властей и Ксанского эриставства с помощью вооруженной силы подчинить их себе. В этой неравной борьбе горцы осетины не имели какой-либо поддержки извне и могли рассчитывать только на самих себя.

Об одном из таких походов войск Картлийского царства и Ксанского эриставства совместно с силами восточногрузинских горцев, состоявшейся в самом начале XV в., повествует «Хроника Ксанских эриставов» (Дзегли эриставта). Согласно ее данным, основные удары по осетинам верховьев Б. и М. Лиахвы, именуемых в летописи «двалами» (двални и двал-тæ), были нанесены с двух сторон. Картлийские войска под командованием царя двигались по «Ачабетской дороге» (Лиахвское ущелье), ксанские во главе с эриставом Виршелом — по ущелью М. Лиахвы. Восточногрузинские же горцы должны были двигаться через Арагвское ущелье.

Несмотря на определенные успехи этой военной операции, завершившейся встречей войск карателей в сел. Рук, ее основная цель, которая заключалась в подчинении туальских осетин власти ксанских эриставов, выполнена не была. Причина ее невыполнения заключалась в том, что центральная власть была не в состоянии содержать постоянные военные гарнизоны в горной и предгорной зонах Южной Осетии, а ксанские эриставы только своими силами одолеть туальских осетин были явно не в состоянии. Отсюда и почти постоянные нападения туальцев на владения эриставов с целью угона скота и имущества и их ответные меры.

О стойкости и борьбе горцев Южной Осетии за свою независимость можно судить на основании данных «Хроники эриставов», в которой содержатся довольно показательные факты. К примеру, сообщая об участии восточногрузинских горцев в указанной операции, автор летописи пишет, что в рассматриваемый период все арагвские горцы от Зедазени (в районе Мцхета) до Дариала «были собраны вместе и ими предводительствовал эристав Сурамели», один из крупнейших картлийских феодалов. «Два дня они сражались с двалами у горы Хаджийской (сел. Ходзь в Урстуалта-Ю. Г.) и потеряли пять именитых воинов и воспитателя («мамамдзудзе») их эристава, однако не смогли причинить какого-либо врага двалам того селения».

В этих условиях эристав Сурамели предпочел пойти на сепаратное соглашении с двалами, видимо, во избежание нежелательных последствий их действий в этой карательной операции. Автор летописи так формулирует его послание к урстуальцам: «Теперь давайте забудем кровь тех, которых вы убили, и дайте нам немного скота, чтобы это увидели наши воины, ибо стыдно нам перед ними за неразрушенные ваши крепости… Мы же ничего не имеем, кроме этих людей, одних из которых вы убили, а других сильно поранили. Тогда двалы вернули им воинов, взятых в плен во время этого сражения и дали им четырех коров».

Такая вот форма «вассальной зависимости», ясно указывающая кроме всего прочего как на плотность и многочисленность урстуальцев, так и на их боеспособность, позволявшую им сравнительно легко отражать нападения даже объединенных сил восточногрузинских горцев. Вряд ли надо специально доказывать, что вооруженные действия Картлийского царства и Ксанского эриставства в рассматриваемый против южных осетин считать доказательством «вассальной зависимости» Южной Осетии от Картлийского царства можно только при очень своеобразном подходе к этим вопросам. Что уж тут говорить о Северной Осетии?

Столь неадекватная интерпретация письменных источников, причем источников грузинских, порой доходящая до придания им прямо противоположного смысла, отнюдь не ограничивается вышеприведенными примерами. Ввиду их многочисленности, приведем лишь некоторые из них. Одно из них непосредственно касается этнической и языковой принадлежности средневековых туалов (двалов), которые по твердому убеждению, Г.Д. Тогошвили якобы не принадлежали к осетинскому этносу. При этом он даже не попытался аргументировать столь обязывающий вывод, ошибочно интерпретировав или сознательно исказив смысл упоминания «двальского» языка в «Описании Осетии» Вахушти Багратиони (XVIII). Именно в этом факте Г.Д. Тогошвили видит указание на отличную от осетин «этническую индивидуальность двалов в прошлом», (с. 13 «Взаимоотношения Грузии и Осетии в XV-XVIII в.», на груз.яз. Тб., 1969; «Труды», т.1, с. 172-173). Между тем, в цитируемом отрывке описания Вахушти речь идет не о каком-то отдельном «двальском» языке, а об осетинском языке в целом, языке как северных, так и южных осетин, язык которых он без каких-либо оговорок четко отождествляет с современным ему осетинским, рассматривая «двальский» и «осетинский» как две стадии развития одного и того же языка.

Вот что пишет Вахушти по этому поводу в своем «Описании современной Осетии» в главе об обычаях, традициях, физическом облике и занятиях осетин (в русском переводе): «Мужчины и женщины здесь красивы, рослые и стройные, но особенно стройны женщины… По вероисповеданию они издревле являются христианами и составляют паству Никозского епископа, особенно дуалы, но в настоящее время дуалы только именуются христианами… Все они почитают подобие идола, которого называют Уацила, так как в честь св. Ильи закалывают козла…Они не имеют письменности… Язык у них древний, дуальский, и ныне говорят на собственно осетинском…» (КЦ, IV, с. 638-639). Так, кстати, переводил этот отрывок и один из виднейших знатоков древнегрузинских летописей француз Мари Броссэ (сер. XIXв.). Об этом мне уже приходилось писать еще в начале 60-х годов прошлого века в статье «Об одном месте Географии Вахушти» (Изв. ЮОНИИ, 1962, в XI, с.179-185). К этому следует добавить, что для Вахушти термин «Дуалети» (Двалети) равноценен и идентичен осетинскому Туал (гом). Это, в частности, ясно видно из одной его фразы в «Описании Сванетии»: «Плодородием и скотом Сванетия подобна описанной нами Дуали, или современной Осетии» (КЦ, IV, с. 788).

В русском переводе (т.1, с. 173) рассматриваемая фраза Вахушти подверглась довольно основательной «правке», равноценной прямой фальсификации. Во-первых, в этой фразе грузинский соединительный союз да ( ) связывающий в одно целое две ее части, заменен почему-то противительным союзом но, отсутствующим в оригинале. Во-вторых, изъято из текста определение «собственно»(сакутрад) к «осетинскому» (языку), которое фактически служит определением всей фразы. Не трудно догадаться, что эти «исправления» в корне искажают смысл данной фразы, придавая ей совершенно противоположный смысл. Однако, ни в комментариях к тексту, ни во введении, ни в рецензиях ничего не говорится об авторе или авторах указанных «исправлений». Остается без ответа и вопрос о том, кому и зачем понадобилось придавать рассматриваемой фразе совершенно противоположный вид, но полностью совпадающий с той интерпретацией, которую придавал ей Г.Д. Тогошвили, а до него В.Н. Гамрекели. Как-то не очень верится, что сделано все это случайно. Остается лишь надеяться, что составители и комментаторы «Избранных тру — дов …», хоть как-то попытаются объяснить этот вопиющий факт.

Не нашло какого-либо объяснения в рецензиях и явно ошибочное утверждение Г.Д. Тогошвили о том, что из среды хорошо известной в Алагирском ущелье господствующей фамилии Царазоновых, «вышли хорошо известные в грузинских источниках исторические личности: Давид-Сослан, Ос-Багатар и Пареджан» (т.1, с.33). Прежде всего, необходимо отметить, что упоминаемый в данном перечне Ос-Багатар, в «Столетней летописи» значится просто под именем Багатар, без приставки, частицы «Ос». Это был младший брат наследника осетинского престола Пареджана. Что касается формы «Ос-Багатар», то в письменных источниках применительно к какой-либо исторической личности она не встречается ни в качестве титула, ни в качестве собственного имени. Эта номинация встречается только в фольклоре. Что касается Пареджана и Багатара, то по данным «Столетней летописи» (Жамтаагмтцерели), как уже отмечалось выше, это были представители рода Ахсартаггата, осетинской царствующей династии, чья резиденция никак не могла находиться в Нузале, центре Алагирского ущелья. Выходцем же из Алагирского ущелья (Туалгома) из числа названных лиц был только Сослан, происходивший из влиятельного рода Царазонов, одного из трех виднейших фамилий северной части Центральной Осетии (Туалгома). Что касается принадлежности Сослана-Давида к роду Царазонов, то этот факт подтверждается сведениями осетинского и грузинского фольклора, в первую очередь, а также данными эпиграфики. В осетинском фольклоре — это известное сказание о братьях Царазоновых, в грузинском — два варианта этого же сказания. В первом из них «братья Царазоновы» характеризуются как «осетины-двалы» (овсни-двални), во втором как «Чарджонидзе — Тчархилани», т. е. Царазоновы — Тцæхилоновы. По осетинским генеалогическим преданиям, Тцæхилтæ являются ветвью рода Царазонов. Об этом, в частности, свидетельствует и обозначение фамильного святилища «Мыкалгабыр» на севере как «Цæразонты»…, так и Тцæхилты Мыкалгабыр.

Судя по имеющимся данным Вахушти, автор фальшивой родословной Сослана-Давида, был прекрасно осведомлен о принадлежности царя к роду   Царазонов. Об этом на наш взгляд, свидетельствует в первую очередь один любопытный факт из перечня знатнейших осетинских фамилий, составленный грузинским историком. В этом перечне, вошедшем в его «Описание Осетии» явно бросается в глаза отсутствие в нем какого-либо упоминания фамилии Царазонов. В то же время, вместо них между Сидамонами и Куырттатæ (груз. «Куртаули») названы Тчархиланы, т.е. осетинские Тцæхилтæ, а не Царазоны, как это происходит в большинстве случаев упоминания этих фамилий. Судя по данному факту, Вахушти был хорошо осведомлен и о том, что Тцæхилтæ были ветвью Царазонов.

Венцом же гиперапологетической рецензии Б. Харебова является тезис о том, что   научные труды Г. Д. Тогошвили якобы «полностью заполнили целый пласт исторического осетиноведения, который касается грузино-осетинских политических   и культурных взаимоотношений. В этом плане нам всем крупно повезло» (с. 31). Вновь слова, слова и славословие, при полном отсутствии хотя бы одного конкретного факта заполнения какого-то из таких пластов, если нам действительно так уж «крупно повезло». Приведенные выше примеры трактовки основных «пластов» или проблем осетино-грузинских взаимоотношений в период поздней античности и средневековья были не то, чтобы хоть как-то «заполнены», а были просто ошибочно интерпретированы. Такая интерпретация, называя вещи своими именами, равносильна объективно их фальсификации.

В том же духе выдержано и другое утверждение рецензента о том, что Г. Д. Тогошвили, оказывается, имел доступ «к архивам, в том числе и секретным. К тому же он мог не только изучить текст и трактовать его, но и провести глубокий анализ, сделать убедительные выводы». И опять ни одного примера! Если Г. Д. Тогошвили имел доступ к каким-то секретным архивам, то, даже не задаваясь вопросом о причинах такого доверия, трудно себе представить, что добытые таким путем материалы не были им использованы в своих работах. Однако в его трудах, посвященных осетино-грузинским взаимоотношениям с рубежа н.э. и вплоть до позднего средневековья, таковых попросту нет. И если что-то подобное есть на руках у рецензента, то почему не привести его? Вопрос, естественно, риторический.

Тут, конечно, есть чему удивляться. Хотя рецензент и не является специалистом по истории осетино-грузинских взаимоотношений, но с основной проблематикой этих вопросов, он, надо полагать, знаком. Это касается, в частности, туальской (двальской) проблемы, т.н. «переселения осетин», родословной Сослана Давида и т.д. Тем не менее, в своей рецензии он почему-то не привел ни одного конкретного доказательства из трудов Г. Д. Тогошвили в поддержку предложенных им интерпретаций этих спорных проблем. Не привел по той простой причине, что таковых просто нет или рецензент действительно не имеет о них никакого представления. Именно поэтому приходится пускаться во все тяжкие и ссылаться не на аргументы самого автора, а на высказывания и перефразировки других исследователей. Другими словами, все происходит по худшим образцам известного принципа, когда бумага все терпит, а перо зело борзо пишет.

Однако все вышеотмеченные несуразицы и измышления просто бледнеют перед трактовкой вопроса о генеалогическом древе Сослана Давида, изложенной во вступительной статье рецензируемого издания. Эта трактовка, если ее можно назвать таковой, больше похожа скорее на плохо закрученный детектив, чем на объективный анализ существующей по данному вопросу литературы. Причем литературы, вполне доступной даже для рядового читателя. И надо было видимо обладать каким-то особым талантом, чтобы не разглядеть все это и преподнести читателю очередную порцию   фальсификации данного вопроса и его источниковедческой основы.

Чтобы не быть голословным и вновь доказывать очевидные и лежащие буквально на поверхности факты, обратимся к выводам самого автора. Вот что пишет по данному вопросу сам Г. Д. Тогошвили: «Особого внимания заслуживают статьи Ю. С. Гаглойти, посвященные Сослану Давиду. О личности Сослана Давида и его происхождении он впервые высказывался в газ. «Советон Ирыстон» (1967 г.), затем последовали и журнальные статьи, среди которых выделяется работа «Средневековые летописи о Давиде-Сослане» (1969 г.). Это, пожалуй, первая статья где проанализированы данные армянских и грузинских исторических источников о Сослане-Давиде делается верное заключение о том, что грузинские исторические источники эпохи Тамар и Давида ничего не содержат о принадлежности Сослана к потомству грузинского царевича Деметре и что соответствующая версия была создана Вахушти Багратиони. От него эта версия была перенесена во французский перевод «Картлис Цховреба» М. Броссе…

… Мы согласны с выводом Ю. С. Гаглойти о том, что «средневековые грузинские летописи не подтверждают бытующее среди некоторых исследователей мнение о принадлежности Давида Сослана к фамилии Багратионов как по материнской, так и по отцовской линии. Данные этой летописи говорят о том, что Сослан принадлежал к осетинскому царствующему дому, и был, по словам летописца, и по отцу и по матери царского происхождения» (т. 2, с.29-30). Более того Г. Д. Тогошвили самокритично признается и в том, что «раньше и мы сами под влиянием Вахушти Багратиони (выделено нами — Ю. Г.), К. Кекелидзе и других ученых разделяли мнение о том, что Сослан Давид был представителем боковой (осетинской) ветви Багратионов» (т. 2, с. 30). Казалось бы, все в приведенных здесь цитатах из разбираемой работы Г. Д. Тогошвили предельно четко и ясно и не требует каких-то особых комментарий и разъяснений.

Но вот что пишет в своем предисловии ответственный редактор. Называя работу «Сослан Давид» венцом научного жизненного пути автора Г. Д. Тогошвили., он утверждает, что идея написания специальной работы о Сослане Давиде пришла к Г. Д. Тогошвили в процессе работы над книгой о Вахушти. Именно якобы тогда Г. Д. Тогошвили «наткнулся на крупную историческую фальшивку, связанную с происхождением супруга и соправителя Тамары, Сослана-Давида… Соблюдая научный такт, Г. Д. Тогошвили блестяще доказал, что версия Вахушти не имеет никакого отношения к действительности, она не подтверждается ни старыми грузинскими, ни армянскими, ни какими-либо другими источниками и представляет плод личного творчества Вахушти» (т.1, с. 78).

Сравнивая между собой вышеприведенные утверждения ответственного редактора и выдержки из работы «Сослан Давид», остается лишь развести руками…

Сопоставляя между собой вышеприведенные данные о реальном, а не вымышленном авторе критики фальшивой версии Вахушти Багратиони о родословной Сослана Давида, невольно задумаешься над тем, как все это понять и разумно объяснить? Если бы обо всем этом я узнал из чужих слов или досужих сплетен, то я бы возможно подумал, что подобное может только присниться в каком-то кошмарном сне. Но поскольку все это происходит в реальной научной и околонаучной действительности, то не верить написанному, как советует Кузьма Прутков, в данном случае никак нельзя. Поэтому приходится искать более разумные причины.

Не исключено, что редактор слишком уж доверился содержащемуся в «Послесловии» монографии явно ошибочному утверждению ее авторов Б. П. Берозова и В. С. Уарзиати о том, что именно Г. Д. Тогошвили первый обратился к критике версии Вахушти о родословной Сослана Давида и доказал ее ошибочность (с. 132; т.2, с. 139). Между тем, эти «замечательные представители исторического осетиноведения» по оценке ответственного редактора, просто приписали Г. Д. Тогошвили мою аргументацию по данному вопросу, изложенную еще в конце 60-х годов прошлого столетия, ни словом не упомянув о моих работах. О причинах подобных метаморфоз можно, конечно, высказать не одно предположение.

Однако на этом связанная с трактовкой Г. Д. Тогошвили родословной Сослана Давида интрига отнюдь не завершена. Самое интересное в ней заключается в том, что авторы комментариев и рецензий приписывающие Г. Д. Тогошвили критику версии Вахушти, почему-то хранят полное молчание о том, к каким же конкретно выводам он пришел в результате этой самой «критики». А вопрос о причинах такого общего молчания явно напрашивается, поскольку конечный вывод Г. Д. Тогошвили по данному вопросу, т.е. о родословной Сослана, не только просто ошибочен, но и внутренне противоречив.

Вывод этот заключается в том, что Давид Сослан по материнской линии принадлежал к грузинским Багратидам, ссылаясь при этом на мнение патриарха современной грузинской историографии И. А. Джавахишвили, якобы решившего этот вопрос «согласно показаниям историков эпохи Тамар» (т.2, с. 30, 1981-99). Весьма показательно, что этот вывод содержится на той же странице, где несколькими абзацами выше Г. Д. Тогошвили выражает полное «согласие с выводом Ю. С. Гаглойти о том, что средневековые грузинские летописи не подтверждают бытующее среди некоторых исследователей мнение о принадлежности Давида Сослана к фамилии Багратионов как по материнской, так и по отцовской линии» (т. 2, с. 30).

Вопрос о том, как же совместить между собой эти взаимоисключающие друг друга заключения одного и того же автора, т.е. Г. Д. Тогошвили, уже даже задавать не хочется. Ровно, как и вопрос о том, в какую же из этих версий верит сам автор.

В перечне работ по указанной проблеме упоминалась и одна из моих статей 70-х годов, в которых была уже сформулирована моя оценка версии Вахушти о родословной Сослана-Давида. Однако Г. Д. Тогошвили не только не упомянул об этом, но и представил себя первым критиком версии Вахушти. При этом, он слегка «подправил» свою прежнюю точку зрения, не указав, что тогда он считал Сослана Давида потомком Багратидов как по отцовской, так и по материнской линии, о чем уже говорилось выше.

…В те годы я работал ректором Юго-Осетинского госпединститута. Именно в этот период Г. Д. Тогошвили был принят на работу в наш институт-сперва по часовой оплате , затем на   0,25 штата профессора кафедры истории (вопреки существовавшему тогда запрету на штатного совместительства в двух городах), а решением Ученого Совета в марте 1981 г. был избран на должность профессора кафедры истории. Это — к вопросу о наших личных взаимоотношениях.

И когда я ознакомился с указанной статьей, то, естественно, поинтересовался у ее автора, как все это понимать? Я прямо сказал Г. Д. Тогошвили, что пока он «глубже» вникал в суть дела и изучал источники, анализ фальшивой версии Вахушти был уже дан в двух моих статьях, одна из которых была приведена им в примечаниях. Я сказал ему также, что все это больше похоже на плагиат чем на объективный анализ существующей по данному вопросу полемики. Г. Д. Тогошвили ничего на мои замечания не ответил. С тем мы и расстались…

…Года через два Г. Д. Тогошвили выступил у нас в Юго-Осетинском НИИ со специальным докладом о родословной Сослана Давида. Надо отдать ему должное. Именно в этом докладе, он во всеуслышание заявил, что все существующие по данному вопросу грузинские и армянские источники «были впервые проанализированы Ю. С. Гаглойти». Это заявление Г. Д. Тогошвили весьма показательно. Оно фактически подтвердил, что изменения его позиции по поводу подлинности версии Вахушти и ее соответствия данным существующих письменных источников, произошло уже после знакомства с моими статьями по данному вопросу. И, надо полагать, не без влияния содержания и выводов этих статей.

Обо всем этом Г. Д. Тогошвили предельно четко и ясно выразился в вышедшей в 1990 г., уже посмертно, монографии «Сослан Давид». Выше мы уже приводили его цитату о «полном согласии» с автором этих строк по поводу отсутствия каких-либо родственных связей Сослана Давида с Багратиадами как по отцовской, так и по материнской линиям. Казалось бы, теперь все тут стало на свои места и спорить уже не о чем. Ан, не тут то было, ибо далее начинается нечто такое, которое иначе как фантасмагорией назвать трудно.

А заключается она в том, что на той же странице, где он выразил полное согласие с моими выводами, Г. Д. Тогошвили буквально через абзац, как говорится, «с места в карьер», приходит к заключению, полностью отрицающие его согласие с моими выводами. Суть этого конечного вывода заключается в том, что когда он глубже вник в суть дела, данные источников и полемики вокруг этого вопроса, то «окончательно убедился в справедливости мнения И. А. Джавахишвили, решившего этот вопрос согласно показаниям историков эпохи Тамар» (т. 2, с. 30).

Не подлежит сомнению, что Г. Д. Тогошвили ясно видел принципиальное различие между точками зрения И. А. Джавахишвили и Ю. С. Гаглойти и практическую невозможности их, даже условного, согласования. Именно поэтому, думается, не желая в четкой и категоричной форме высказать свое действительное отношение к родословной Сослана Давида, он избирает для такого шага довольно любопытный ход.

Вместо того, чтобы привести какие-то исторические факты, которые могли бы подтвердить его действительную позицию, он пишет, что свое отрицательное отношение к версии Вахушти Багратиони он имел «возможность изложить коротко в работе «Вахушти Багратиони об Осетии и осетинах» (1977). Подробно же этот вопрос, как утверждает Г. Д. Тогошвили, был им   рассмотрен в статье «Сослан Давид» (к вопросу о его генеалогии), опубликованной в 1983 г. Эти отсылки к своим прежним работам иначе, как плохо завуалированным уходом от необходимости четкого ответа на прямо поставленные вопросы, назвать трудно. И это в специальной главе «К вопросу о происхождении Сослана-Давида», с которой начинается его монография «Сослан Давид»?

Казалось бы, где же еще приводить новые данные о родословной Сослана Давида, как не в специальной главе? Очевидно, что для этого должны бы существовать какие-то особые обстоятельства. Эти обстоятельства четко проявляются в содержании и выводах работ Г. Д. Тогошвили, к которым он отсылает читателя. Выводы эти, как уже было отмечено выше, в обеих случаях лишены доказательной базы.

Именно поэтому, доказывая заведомо ошибочное положение о багратидском происхождении Сослана Давида по материнской линии, он ссылается не на источники, которых нет в природе, а пытается прикрыться авторитетом И. А. Джавахишвили. В качестве доказательства Г. Д. Тогошвили приводил его слова о том, что «в 1189 г. женихом Тамар был назван потомок осетинского царя, по материнской линии, сын дочери грузинских царей Багратионов (выдел. нами — Ю. Г.) Давид-царевич» (т. 2, с. 198-199). Как этот вывод, согласуется с его же заключением в той же работе, уже приводившееся выше, о согласии с противоположной точкой зрения Ю. С. Гаглойти, остается только гадать?!

При всем уважении к трудам выдающегося грузинского историка и его действительно незаурядной личности, И. А. Джавахишвили остается по своей сути именно историком, а не источником, в качестве которого его представляет в данном случае Г. Д. Тогошвили. А в этом случае, от «перемены мест», вопреки широко распространенному мнению, меняется все, поскольку чистейшее предположение элементарно превращается в реальный факт.

Следует отметить, что в своей статье «Средневековые летописи о Сослане Давиде» мне уже приходилось комментировать вышеприведенное мнение И. А. Джавахишвили о багратидстве Сослана Царазона по материнской линии. В этой статье было сказано, что данное утверждение И. А. Джавахишвили является голословным и не подтверждается каким-либо грузинским источникам или сведениями «Истории и восхваления венценосцев», основного источника по данному вопросу. Эта статья была хорошо известна Г. Д. Тогошвили, который ее и цитировал, и приводил в качестве доказательства отсутствия какой-либо родственной связи Сослана с Багратиадами.

Подводя итог багратидской версии происхождения Сослана Давида по материнской линии, к которой в заключение пришел Г. Д. Тогошвили, приходится с большим сожалением, констатировать, что этот вывод, вновь прошел мимо внимания наших слишком уж комплиментарных рецензентов. Будучи твердо убеждены, что именно Г. Д. Тогошвили принадлежит приоритет в развенчании версии Вахушти о багратидстве Сослана, они в упор не видят или просто не хотят видеть все то, что противоречит этому локальному вопросу.

Тут невольно приходит на ум и давнее предостережение дедушки Крылова о необходимости строго придерживаться избранной специальности и специализации. Это предостережение, надо полагать, касалось естественно не только пирожников и сапожников, причем их не в первую очередь.

Ю.С. Гаглойти, профессор, заслуженный деятель науки РЮО

Наверх